Лоис Буджолд - Священная охота

Ингри взял письмо и взглянул на нацарапанное на нем имя.

— Вы знаете, кто это, — он вгляделся пристальнее, — просвещенный Льюко?

— Нет. Но если Халлана доверяет ему, он должен быть надежным человеком и обладать острым умом.

«Разве это что-то доказывает? Халлана и мне доверяла».

Служитель храма, и умный, и порядочный, может оказаться врагом для оскверненных древней магией…

Ингри по-прежнему было до смерти любопытно узнать, что сообщает о нем и о странных событиях в Реддайке Халлана. Единственным способом выяснить все это, не вскрывая письма самому, было присутствовать при том, как его вскроет адресат. И если он доставит послание по пути во дворец Хетвара, он избавится от необходимости скрывать его существование или лгать своему господину, а Хетвар не сможет потребовать у него письмо. Если хранитель печати будет недоволен, Ингри сможет притвориться, будто не сомневается: добросовестное выполнение поручения — именно то, чего ожидал бы Хетвар от своего верного помощника.

— Да. Я передам письмо.

Йяда закивала, и Ингри подумал: не прочла ли она эти его мысли по глазам. А может быть, девушка так же проницательно судила о людях, как и Халлана…

— Не выходите из дома, — добавил Ингри. — Так лучше для вашей безопасности. И заприте дверь своей комнаты тоже. Полагаю, что все удобства, которые может предоставить этот дом, в вашем распоряжении. — Ингри бросил взгляд на стоящую позади Йяды дуэнью, и та почтительно поклонилась, подтверждая его слова. — Я не знаю, что потребует от меня лорд Хетвар, так что ужинайте без меня, когда пожелаете. Я вернусь, как только смогу.

Ингри сунул письмо за пазуху, вежливо поклонился Йяде и спустился по лестнице. Ему хотелось вымыться, надеть чистую одежду и поесть, но все эти приятные вещи приходилось отложить.

Поручив привратнику передать распоряжения своему слуге на случай, если Теско появится до его возвращения, Ингри вышел из дома.

Знакомые запахи и звуки странно приободрили его. Ингри шел по извилистым мощенным булыжником улицам, потом пересек полузасыпанный ручей и стал взбираться по крутой лестнице, ведущей в Храмовый город. После двух крутых поворотов он, запыхавшись, оказался перед воротами в башне и через них вошел в верхнюю часть города. В темном углу у маленькой часовни, в которой прохожие оставляли подношения, чтобы обеспечить безопасность столицы, мерцало несколько свечей, и Ингри задумчиво сделал священный знак Пятерки. Выйдя снова на вечерний свет, Ингри свернул направо.

Еще через несколько минут он вышел на площадь перед храмом, миновал колонны портика и оказался на священной территории.

Двор был открыт свету небес, и посередине его на плитах очага ровно горел священный огонь. Сквозь арку, ведущую в один из пяти увенчанных огромными куполами приделов храма, Ингри увидел приготовления к какой-то церемонии — по-видимому, похоронам: перед алтарем Отца стоял катафалк, окруженный скорбящими родственниками. Еще несколько дней, и вокруг тела принца Болесо тоже будут проводиться те же обряды.

Служители храма выводили во двор священных животных, которым предстояло совершить свое маленькое чудо — сообщить о том, кто из богов готов забрать душу усопшего. Каждого зверя служитель в одеждах соответствующего цвета должен был подвести к катафалку, а жрец по поведению животного решить, в чьи руки попадает ожидающая решения душа. От этого зависели не только молитвы плакальщиков, но и более материальные вещи — на какой алтарь попадут и соответственно какому ордену достанутся приношения родственников покойного. Ингри был бы склонен смотреть на обряд с цинизмом, если бы не то обстоятельство, что ему не раз приходилось видеть, каким неожиданным для всех участников оказывался результат божественного выбора.

Женщина в зеленом одеянии ордена Матери принесла большого зеленого попугая, который, сидя у нее на плече, издавал встревоженные крики. Молодая служительница в голубых цветах Леди Весны крепко прижимала к себе сойку, а лохматый серый пес лежал у ног пожилого жреца Отца. Парень в красно-коричневой мантии ордена Сына привел брыкающегося рыжего жеребенка, шкура которого отливала медью, а белки выкаченных глаз сверкали в отблесках огня. Животное фыркало и вырывалось, едва не сбивая с ног служителя, и Ингри, осмотревшись, понял причину этого.

Следом за остальными во двор медленно вышел огромный белый медведь — высотой не уступающий пони, а в ширину вдвое его превосходящий. Глаза-щелки медведя имели цвет замерзшей мочи и отличались примерно такой же выразительностью. От ошейника животного тянулась длинная толстая серебряная цепочка, и конец ее держал служитель в белых одеждах Бастарда. Молодой человек явно с трудом сдерживал страх и постоянно переводил взгляд с медведя на идущего рядом мужчину огромного роста, бормочущего какие-то успокоительные слова.

Этот гигант производил не меньшее впечатление, чем медведь. Он был не только высок, но и широкоплеч, а густые рыжие волосы, завязанные в хвост, падали ему на спину, еле удерживаемые массивными серебряными пряжками — такими же массивными, как позвякивающие на руках браслеты. Блестящие голубые глаза смотрели на окружающих с дружелюбным смущением, и Ингри затруднился бы сказать, отражается ли в этих глазах сообразительность или тупость. Одежда великана — туника, штаны и развевающийся плащ — была скроена просто, но окрашена в ослепительно яркие цвета и расшита замысловатыми узорами. На огромных сапогах сверкали серебряные накладки, а рукоять длинного меча украшали грубо ограненные драгоценные камни. В ножнах на поясе висел не кинжал, а топор, тоже с рукоятью в драгоценных камнях; лезвие его выглядело острым как бритва.

Темноволосый человек в такой же, хоть и менее яркой, одежде прислонился к колонне, сложив на груди руки; он тоже был высоким, хоть и на голову ниже своего спутника. На происходящее он смотрел с выражением глубочайшего сомнения, не обращая никакого внимания на умоляющие взгляды, которые бросали на него храмовые служители.

Ингри отвернулся от занятной сцены и переключил внимание на женщину в белой мантии Бастарда; на плече ее виднелись шнуры жрицы, а руки были полны свежевыстиранного белья: женщина явно спешила по какому-то хозяйственному делу. Ингри еле успел ухватить ее за рукав, прежде чем жрица скрылась в ведущем куда-то в глубь храма проходе. Жрица неохотно остановилась и недовольно взглянула на Ингри.

— Простите меня, просвещенная. Я привез письмо для просвещенного Льюко и должен вручить его ему в собственные руки.

Выражение лица жрицы тут же сделалось если не более дружелюбным, то, во всяком случае, весьма заинтересованным. Она оглядела Ингри с ног до головы, и он подумал, что сейчас вполне похож на усталого после долгой дороги гонца.