Дуглас Брайан - Дочь друидов

Туризинд подошел к Конану. У наемника было, как ни странно, очень хорошее настроение Конан еще не видел его таким веселым. Это обстоятельство отразилось на Конане зеркальным образом: он нахмурился и помрачнел.

– Могу я узнать причину твоего ликования? – осведомился Конан сухо.

– Какого еще ликования? – Туризинд пожал плечами. – Светит солнце, я свободен, у меня есть оружие, припасы и пара подчиненных… Чем не начало для отряда наемников? Пора завоевать весь мир, не находишь?

– Не знаю, какое из двух твоих качеств раздражает меня больше: твоя непроходимая глупость или твоя младенческая непредсказуемость, – проворчал Конан. – Впрочем, у меня есть отменное средство сбить с тебя глянец. Наклонись.

– Хочешь дать мне пинка? Старая шутка, – сказал Туризинд, посмеиваясь.

– Я не шучу. Наклонись и взгляни вот сюда. – Конан указал на копыто конька.

Животное весело косило глазом и тоже, казалось, пребывало в отличнейшем расположении духа. Туризинд наклонился, взял животное за ногу.

– Копыто, – подсказал Конан.

Конек махнул хвостом, мазанув Конана по щеке.

– Странная форма копыт, – проговорил Туризинд, отпуская животное и рассеянно лаская его густую челку. – Ну и что?

– Да то, что друиды нарочно дали нам такую тварь, чтобы легче было идти по следу, – сказал Конан. – Да и любой другой следопыт, окажись он в этих краях, удивился бы, завидев подобный отпечаток. Так что мы поневоле привлекаем к себе внимание.

– Предлагаю вести себя, как ни в чем не бывало. – И Туризинд, насвистывая, отошел в сторону седлать свою рыжую.

Как ни надеялся Конан, Туризинд не утратил ни толики своей веселости. Очевидно, скачки настроения у бывшего наемника никак не были связаны с внешними обстоятельствами: признак замкнутой на себе личности. Следует запомнить.

И вновь стучали копыта по каменистой дороге, и бежали мимо путников темные стволы деревьев, густо оплетенные плющом и окруженные кустарниками. Туризинд чувствовал себя заложником дороги: казалось невозможным свернуть с нее в сторону: лес стоял вокруг сплошной стеной, не позволяя сделать ни шага в произвольном направлении.

– Идеальное место для засады, – сквозь зубы бормотал Конан. – Если бы я хотел остановить нас, я отправил бы отряд куда-нибудь сюда.

– Насколько я понимаю, эти заросли существуют не только для нас, – высказался Туризинд с очевидной беспечностью.

Фраза прозвучала, по меньшей мере, странно.

Конан высунулся из повозки больше чем наполовину, повернул лицо в сторону всадника. Тот весело щурился на солнце.

– Что ты имеешь в виду, Туризинд?

– Только то, что здесь такая густая чащоба, что не только мы, но и любой другой в ней увязнет…

И, словно желая опровергнуть столь решительное утверждение, из леса вылетела стрела. Она вонзилась в землю прямо перед всадником. Умная рыжая лошадь отступила на шаг и остановилась. Туризинд быстро повернул голову в ту сторону, откуда прилетела стрела.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он, возвысив голос, крикнул:

– Кто вы? Выходите! Мы не враги! Давайте поговорим!

Чаща откликнулась десятком голосов: какие-то люди смеялись и переговаривались. Впечатление создавалось жуткое: путникам казалось, что они окружены со всех сторон какими-то невидимками. И, что было еще хуже, – вооруженными невидимками. Еще одна стрела прилетела из леса и воткнулась в землю позади повозки. Эти две стрелы как будто обозначили границы, в которых дозволялось существовать чужакам; любая попытка выйти за пределы этой границы будет караться смертью.

Конан вылез из повозки, наказав Дертосе сидеть внутри и не высовываться. Девушка и сама знала, как поступить. Она легла на дно повозки и замерла: если полетят стрелы, меньше вероятности, что ее заденут.

– Покажитесь! – повторил Туризинд, вертясь на лошади.

И тут, словно по мановению волшебного жезла, между деревьями показались люди. Их было около десятка: одетые как охотники, в туники и штаны из выделанной кожи, и вооруженные луками и кинжалами. У одного из них был меч в потертых ножнах. Несомненно, они не имели никакого отношения к друидам. То были люди, чистокровные люди, без примеси иной крови. Их предводитель, высокий и стройный человек лет сорока, с длинными черными волосами, которые уже тронула седина, спокойно рассматривал путников, переводя взгляд с Туризинда на Конана и обратно.

Неожиданно он ошеломил Туризинда вопросом:

– Вы братья?

– Что? – Туризинд даже покачнулся в седле. – Братья?

Человек пожал плечами.

– Прости, если обидел тебя. В первую минуту мне так показалось…

– По-твоему, родство со мной кто-то может счесть для себя оскорбительным? – вмешался Конан.

Туризинд увидел, что его спутник совершенно пришел в себя и не испытывает ни страха перед незнакомцами, ни смущения. Предводитель чужаков рассмеялся:

– Хороший вопрос! Мой ответ – нет. Быть твоим родственником – так же почетно и так же обременительно, как и иметь родней любого другого достойного человека.

– Могу я спросить, кто вы? – вмешался Туризинд.

Незнакомец тряхнул волосами и спокойно посмотрел прямо в лицо Туризинда. Наемник отметил, что тот, хоть и стоял на дороге перед всадником, держался чрезвычайно уверенно. Обычно пеший против всадника чувствует себя напряженно, так что манеры незнакомца кое-что сообщили о нем Туризинду еще прежде, чем тот назвал свое имя.

– Меня зовут Гайон, – сказал человек с мечом в потертых ножнах. – Я – законный граф Дарантазия. Если судьба будет милостива, я свергну бастарда, который правит моими землями… А теперь назовитесь вы. У вас странный конь, вы знаете это?

Лагерь графа-изгнанника находился в самой чаще леса. Туризинд поразился ходам, которые проложили в непроходимой чащобе люди Гайона. Это были настоящие муравьиные лабиринты, ориентироваться здесь умели только те, кто обитал в этом лесу уже многие годы.

Запутанные ходы, петлявшие среди колючих ветвей и толстых, смыкающихся между собой стволов, вели на большую поляну. Здесь, как показалось Туризинду, был устроен настоящий дворец под открытым небом, только вместо стен служили стволы, вместо гобеленов – свисающие с мощных ветвей густые «бороды» лишайника, а вместо ковров – многолетние слои опавшей листвы и хвои.

В центре поляны стоял большой шатер, где, видимо, и жили граф-изгнанник и его люди. Обиталище Гайона имело вид боевого лагеря. Сколько ни оглядывался Туризинд, нигде он не замечал следов присутствия женщин. Это без лишних слов свидетельствовало о серьезности намерений графа. Он боялся обременять себя сердечными привязанностями и воспрещал своим соратникам делать это.