Терри Гудкайнд - Десятое Правило Волшебника, или Призрак

Джебра сделала глубокий вдох, перед тем как снова начала говорить.

– Ну, мальчиков с самого начала разделяли на возрастные группы, про которые я бы сказала, что это отряды мальчиков-новобранцев. К ним относились не так, как к пленным жителям Галеи, не как к побежденным, а как к новым членам Имперского Ордена, теперь освобожденным от тех людей, которые бы лишь притесняли их и развращали их сознание. Вина за злодеяния, за которыми последовала кара Ордена, была возложена на старшее поколение, а не на этих подростков, которым объяснили, что они не отвечают за грехи своих старших. Таким образом, их отделили, духовно и физически, от взрослых, и с этого началось их воспитание.

Мальчиков тренировали способом, напоминавшим игры, но многим они показались бы жестокими. Обращались с ними относительно хорошо, и все занятия были нацелены на развитие их силы и сноровки. Им не разрешалось горевать по своим семьям… Это считалось проявлением слабости. Теперь их семьей становился Орден, нравилось им это или нет.

По ночам я могла слышать не только крики женщин, но и мальчиков, как они пели хором под руководством специальных офицеров. – Она сделала жест, отклоняясь от темы. – В мои обязанности входило приносить еду и тому подобное, так что у меня был шанс увидеть, что случилось с теми мальчиками, когда прошли недели, а затем и месяцы.

После начальных тренировок эти мальчики начали «набирать очки», получая определенное положение в своих группах по совокупности самых разных достижений. Неважно, были ли это успехи в играх, развивающих силу и ловкость, или в заучивании уроков по части праведных обычаев Ордена. Проходя мимо, следуя к офицерам, я видела, как стоящие перед своей группой по стойке смирно мальчики повторяли наизусть заученные сведения, которым их учили. Они говорили о чести быть частью Ордена, и о священном долге стать частью нового мира, несущего прогресс человечеству, и о готовности приносить жертвы во имя этого величайшего блага.

Хотя у меня практически не было возможности вникнуть в детали того, чему учили этих мальчиков, я помню, как они, построившись, всей шеренгой как один выкрикивали: «Один – я ничто. Моя жизнь имеет смысл, когда посвящена другим. Вместе мы один разум, одна цель».

После такой эмоциональной зарядки мальчиков группами вели наблюдать за казнью «предателей человечества». Их учили проявлять радость и одобрение, когда очередной «предатель» умирал. Их учителя от Ордена стояли перед ними, высокие и гордые, повернувшись спиной к сцене массовых убийств, и не переставая наставляли: «Будьте сильными, молодые герои. Вот что происходит с эгоистичными изменниками человечества. Вы – будущие его спасители. Вы будущие герои Ордена, так что набирайтесь мужества».

Какое бы беспокойство ни испытывали эти мальчики поначалу, под длительным и непрестанным внушением, при руководстве и поощрениях от офицеров, они начинали выражать восторг и одобрение. Даже если вначале это не было искренним и неподдельным, то казалось, что таковым оно стало в конце. Я видела, как эти мальчики начинали верить – с самым настоящим пылом – в то, чему их учили взрослые.

Мальчикам давали возможность потренироваться в использовании ножей, нанося удары по свежим трупам «предателей». Это был всего лишь один из путей, каким их систематически приучали к обыденности смерти. В итоге некоторые мальчики заслуживали право участвовать в казнях. Они стояли перед пленниками и выговаривали им обвинения в эгоистичном образе жизни, в нежелании помочь собрату и в измене Создателю. Затем мальчик осуждал этого пленника на смерть и по возможности даже совершал само это действие. Приятели аплодировали такому участию в очистке человечества от тех, кто сопротивляется священным учениям Ордена, от тех, кто отвернулся от их Создателя и от священного долга служения своему собрату.

До того, как их начальное обучение закончилось, почти каждый из них «замарался» в расправе над пленниками. Они получали похвалы, как «герои» Ордена. Ночью в их бараках нескольких мальчиков, не принявших участия в казнях, зачислили в отверженные. Их, в конечном счете, заклеймили позором как трусов или даже сочувствующих старому образу жизни, за эгоизм и нежелание поддержать их собрата – в данном случае такого же мальчика. Большинство этих отверженных были забиты до смерти всей группой.

Эти несколько мальчиков в моих глазах были героями. Они умерли в одиночку, от рук своих собратьев, таких же мальчишек, которые раньше играли и смеялись вместе с ними, но теперь стали их врагами. Я искренне хотела дать этим нескольким благородным душам хотя бы крепкое объятие и шепнуть о своей благодарности, что они не присоединились ко всему этому, но не могла – так что они умерли одиноко, как отверженные среди бывших друзей.

Это было безумие. Мне казалось, что весь мир превратился в сплошной абсурд, все окружающее лишилось смысла и жизнь больше не имеет цели. Ее неотъемлемыми свойствами стали страдание и боль – и ничего больше. Воспоминания о каких-то радостях казались подобием смутного сна и перестали быть частью реальности. Жизнь тянулась день за днем, сезон за сезоном, но это была жизнь, так или иначе вращавшаяся вокруг смерти.

В конце концов из всех галеанцев в живых остались только эти мальчики и женщины, выжившие во время массовых жестоких расправ. Старшие мальчики тоже стали принимать участие в актах насилия, что было и частью посвящения, и наградой за рвение при выполнении заданий, включая и участие в казнях.

Разумеется, многие женщины пытались убить себя. Каждое утро на мощеных булыжником улицах возле высоких домов находили тела разбившихся женщин, которые, не видя иного будущего, кроме все растущей жестокости, выбрасывались из окон или с крыш. Уж не знаю, сколько раз мне доводилось находить в каком-нибудь темном углу женщину, собственноручно разрезавшую себе запястья, кровь которой безнадежно вытекала, унося с собой и жизнь. И не могу сказать, что порицала их за подобный выбор.

Ричард так и стоял, заложив сжатые руки за спину, глядя в спокойную воду фонтана, тогда как Джебра продолжала излагать бесконечные подробности событий, последовавших за великой победой смельчаков Имперского Ордена. Бессмысленность происходившего была настолько грандиозной, что постичь ее было невозможно, а тем более – смириться с ней.

Полосы солнечного света, падавшие через застекленную крышу, медленно ползли по мраморной скамье-барьеру, окружавшему бассейн фонтана, и через весь пол. Солнце начало клониться, и в его лучах запылал кроваво-красный камень колонн, а Джебра все продолжала рассказывать о пережитом ею в плену у Ордена.