Эльвира Осетина - Наложница императора демонов

До этого момента, пока архимаг не заинтересовался её персоной.

Что он увидел в ней? Кина совсем его не понимала?

Но тогда увидев его пылающий красным светом обжигающий взгляд, она невольно ощутила скручивающийся спазм внизу собственного живота. Когда до лисы дошло, что это означало, то она в ужасе отшатнулась. Нет, не от мага, от себя… от своего собственного желания. Она дернулась и попыталась убежать от Тривиана.

Но в тот момент она точно понимала, что бежит не от него, она бежит от себя. Ей стало до ужаса страшно. Ведь её тело так среагировало на мужчину впервые. Даже когда она общалась со своим будущим мужем и ей казалось, что она влюблена в него, она не чувствовала того, что почувствовала от завораживающего взгляда темного эльфа.

Тривиан поймал её за талию и подтянул к себе, прижавшись к её ягодицам возбужденной плотью. Она ощутила его желание даже через пару слоев его одежды. Жар опалил её легкие и дошел до самого лица.

В тот момент Кина задержала дыхание, чтобы не застонать от прикосновений его горячих рук к своей коже.

Но все её ухищрения были тщетны. Маг сразу же дотронулся до её истекающих от желания складочек и улыбнулся так, что оголились его клыки.

А затем он просто подхватил лису на руки и в два шага донес до кровати.

Кина ощутила прохладу от шелковых простыней, и закусила щеку, чтобы не застонать от болезненного дискомфорта. Ей казалось, что её кожа горит, каждый маленький волосок встал дыбом, руки тряслись, и ноги не держали её, она не могла пошевелиться ожидая пока маг скинет свою одежду. Ей казалось, что прошла целая вечность, пока он снимет с себя все. Хотя Тривиан сделал это за считанные мгновения.

А потом он накрыл её своим горячим телом. И Кина уже больше не смогла выдерживать, она застонала и потянулась к нему всем своим естеством.

Она еще помнила, как неуверенно ткнулась ему в губы, пытаясь поцеловать. Ведь она этого совсем не умела делать. Но Тривиан подхватил её поцелуй, и повел за собой, в чувственном танце, посасывая и облизывая её губы и язык. А затем начал опускаться ниже, проходясь короткими поцелуями по её новой розовой коже, ловя нежные соски своими зубами, осторожно прикусывая их по очереди. Внимательно наблюдая, как лиса охает от пронзающих её тело ощущений.

Ей не было больно, когда он вошел в нее, если только чуть-чуть? Кина и не поняла, разве что уже после, по тихому успокаивающему шепоту Тривиана, да по мокрым от слез щекам?

Даже сейчас вспоминая о том, как его плоть заполнила все её лоно, как он медленно начал двигаться, Кина опять ощутила разгорающийся пожар внизу её живота. А её лицо и даже шея нещадно покраснели. Она никак не могла совладать с реакцией её новой кожи на возбуждение.

Но Кина училась это делать. К тому же и Тривиан просил об этом постоянно.

— Ты должна вести себя, так как это делала всегда. Никогда не выходи из того образа, что ты создала себе в гареме. И не вздумай попадаться на глаза императору. Иначе я не смогу тебя защитить.

Вспоминала она слова Тривиана, когда утомленные ласками они лежали в постели, и Тривиан с такой силой прижимал её к себе, словно она пыталась вырываться. Хотя Кина в тот момент и сама бы, пожалуй, зубами вцепилась в эльфа, если бы тот вздумал её гнать.

Она горько хмыкнула. «Зубами вцепилась…» — глупая мысль…. Если бы Тривиан вздумал её выгнать, она бы ничего не смогла поделать. Она бы, наверное, даже жить больше не смогла.

Кина закрыла лицо ладонями. Ей не хотелось больше смотреть на свое отражение. Ведь там она видела свою мать. Свою глупую влюбленную мать, которая умерла от тоски… Ведь она так же улыбалась, когда они жили в доме отца, она буквально летала по дому, считая себя в нем хозяйкой, а Кина даже удостаивалась от отца легким поглаживаниям по голове, а в праздничные дни, он даже садил её к себе на колени и рассказывал какие-то сказки из своего мира. Тогда Кина думала, что она и её мама самые счастливые на свете. Вот и сейчас Кина смотрела на себя в зеркало и наблюдала ту же картину.

И понимала, что пропадает, она погибает в ласковых руках Тривиана. Кто она для него? Игрушка? Всего лишь игрушка…

Она не знала, куда её везут, Тривиан не говорил, а она боялась спрашивать. Лишь только заглядывала в его глаза и тонула там. Так же как когда-то её мать тонула в глазах её отца. А потом он просто выставил её из дома и сказал ей возвращаться к своим. Он женился, а жена не потерпит в доме любовницу, да еще и бастарда. Кина тогда не поняла, что это за слово такое, единственное, о чем она тогда подумала, что из-за этого слова отец их больше не любит.

Конечно, это потом уже позже её родственники подробно объяснили ей, что это означает. Там же она узнала, что если бы она была мальчиком, её бы еще оставили, потому как мальчик — это будущий мужчина, преданный вассал, воин, но дочь? Зачем она нужна? Выгодно замуж все равно не выдать…

Вот и она стала не нужна родному отцу…

Неужели её ждет судьба матери? А может что и по хуже? Ведь не зря же её взяли с собой? Но зачем тогда Тривиан так жестоко играет с ней. Зачем так нежно целует и смотрит так… так… проникновенно?

Зачем все это?…

Кина не выдержала и всхлипнула. Но через мгновение тут же ощутила крепкие объятия и нежные поцелуи в шею.

— Не надо рыжик, не плач… — Тривиан подхватил её на руки и сев в кресло усадил её на колени.

— Что случилось? Кто тебя обидел?

Кина уткнулась ему в грудь, обняв за шею, не в силах сказать и слова.

Маг зарылся в её волосы пальцами и начал осторожно массировать её кожу на голове.

— Все будет хорошо… не надо плакать рыжик… — прошептал он ей в волосы, вдыхая аромат её волос.

Она пахла травами. Тривиан сам мыл ей голову этим составом. Ему хотелось, чтобы его рыжая бестия была еще красивее.

Кина жалась к нему, уткнувшись в место между его шеей и плечом.

Она вдруг отчетливо поняла, что уже поздно, что уже пропала, она полностью его. И если он скажет ей сейчас спрыгнуть с этого проклятого дирижабля, то она, не задумываясь, сделает это.

«Это конец», — поняла лиса, — «конец её жизни». Ее разум, её тело, её душа — все принадлежит ему.

Она еще сильнее сжала свои руки, на его шее зарываясь в его серебристые волосы пальцами. И словно бросившись в омут с головой, прошептала:

— Я люблю тебя, я твоя…

Тривиан замер от её шепота. Он не ослышался? Он… ведь даже не мечтал об этих словах, он ведь даже не надеялся, что услышит их вообще от нее когда-нибудь, и даже смирился и не думал об этом.

Не без труда он оттянул за волосы её голову от своей груди, пытаясь поймать ускользающий от него взгляд.