Алексей Пехов - Страж. Тетралогия

Я проснулся, только когда почувствовал, что мы остановились. Кучер стучал по крыше, привлекая мое внимание. Я высунулся и спросил:

— В чем дело?

— Ваша остановка, господин. Приехали, — ответил мужчина, кутавшийся в теплый кафтан.

Пугало, сидевшее с ним рядом, важно кивнуло.

— Не вижу, чтобы мы были в Рюдинге.

— Идите вон по той дороге. Доберетесь минут за сорок. — Кучер указал кнутовищем куда-то в серые, грязные поля и, видя, что я собираюсь возражать, развел руками: — Не проеду. Застрянем и будем торчать до утра. Я и так выбился из графика.

Я ругнулся. Проповедник за моей спиной злорадно хихикнул. Очень захотелось отвесить ему хорошего тумака, но я лишь мотнул головой. Пугало неохотно спрыгнуло прямиком в грязь, как оказалось, оно ужасно любило кататься и непременно рядом с кучером. Еще одно из интересных проявлений характера, которых с каждым месяцем нашего знакомства становилось все больше и больше.

Я поднял воротник моей длинной куртки и надвинул широкополую шляпу с пером на самые глаза, чем явно польстил Пугалу, которое носило свою, соломенную, на тот же манер. Впрочем, хорошее настроение одушевленного улетучивалось по мере того, как мы продвигались вперед по сельской дороге, все дальше и дальше отходя от центрального тракта. Оно ненавидело сельские просторы, слишком напоминающие ему одно безымянное ржаное поле в окрестностях Виона. Думаю, потому, что наторчалось там на целую жизнь вперед.

— За каким дьяволом, прости господи, тебе потребовалось переться в эту жалкую деревушку? Неужели ты не напутешествовался?

— Тебе разве неизвестно такое слово — работа? Моя работа предполагает длительные поездки, в том числе приходится заглядывать и в такие дыры, как Рюдинг.

— Мало тебе было Солезино? Ты вернулся из него перекошенный, словно на тебе бесы плясали. Мог бы и отдохнуть немного.

— Я уже наотдыхался! — огрызнулся я.

Память о Солезино для меня была тем же самым, что для Пугала — напоминание о его поле. Я очень надеялся, что больше никогда не вернусь в город, который для меня теперь всегда будет смердеть смертью, ужасом и болью. Сны, что остались со мной после случившегося, были кошмарны. Почти каждую ночь я оказывался в кромешном мраке, с тусклым масляным фонарем в руках, то и дело выхватывающим из темноты лишь мертвецов с лицами Рози и Пауля, а где-то там, за пределами света, пряталась усмехающаяся перламутровая тварь. И, как назло, у меня при себе не было моего кинжала, а лишь бесполезный против души ржавый серп Пугала.

— Не хочешь рассказать о том, что там случилось? — смягчил тон Проповедник.

— Нет.

— Так я и думал, — поджал он губы и отстал.

Мы шли с Пугалом бок о бок, и каждый думал о своем. Оно — о теплой крови и агонии, а я о теплой комнате и обеде. И у меня и у него мысли в эти минуты оказались достаточно примитивны и отнюдь не высокодуховны.

Было по-осеннему промозгло и холодно. Дождя, слава богу, не ожидалось, но ветер над полями носился леденющий и сырой, так что я порадовался, что надел под куртку теплый вязаный свитер. Листопад давно закончился, земля под деревьями пожелтела, и лишь на некоторых ветках торчали жалкие листочки, которые вот-вот собирались улететь куда глаза глядят.

Я старался двигаться по обочинам, они, по крайней мере, не расползлись, точно останки беса, хорошенько облитого святой водой. Сама же дорога представляла из себя маленький грязевой ужас вперемешку с лужами-озерами, по которым вполне могли плавать небольшие парусные флотилии.

Рюдинг отнюдь не деревня, а мелкий городишко, находящийся на графских землях и имеющий от господина кое-какие налоговые привилегии за какие-то прошлые заслуги перед гербом. Он сгрудился вокруг холма, вершину которого венчал маленький охотничий замок с игрушечными стенами и двумя воздушными башенками недавней постройки — с правой еще даже не успели разобрать леса.

От замка вниз узким извилистым серпантином спускались улочки. Дома — преимущественно каменные, с коричневой черепицей и ажурными флюгерами. Чуть дальше, возле большого незастроенного пространства (то ли площадь, то ли кладбище, отсюда не разглядишь), торчала церковь. Старый замшелый камень, седой и неотесанный, добыли еще во времена первых Крестовых походов на хагжитов, а затем превратили в угрюмое строение, больше похожее на крепость, чем на божий дом.

— Хотел бы я знать — есть ли здесь приличный трактир? — поинтересовался Проповедник, как будто для него это имело какое-то значение.

— На приличный трактир у меня не хватит денег, — ответил я.

— Ну и как тебе ощущать себя нищим? И какого, прости господи, дьявола, ты отдал почти все сбережения Шуко?

— Ему предстоит долгое путешествие в землях, где никто не слышал о «Фабьене Клемензе и сыновьях».

— Как будто здесь о них слышали! Уверен, никто тебе не даст взаймы.

— Мне вполне хватит, чтобы себя прокормить. Если здесь есть работа, то будут деньги. А нет — послезавтра я планирую оказаться в Оттерупе. Там полно банков.

Почти при въезде в городок раскинулось небольшое поле с темно-оранжевыми тыквами. Вот уж не знаю, почему их до сих пор не собрали, по мне — так давно пора, но оранжевые пятна на темно-коричневой земле смотрелись весело. Пожалуй, тыквы были самой яркой краской в окружающем пейзаже.

— Глянь на Пугало, Людвиг. — Проповедник обратил мое внимание на нашего спутника.

Пугало стояло возле ограды и таращилось на своего соломенного двойника.

— Видать, встретил друга, — хмыкнул старый пеликан.

— Порой твои шутки совершенно не к месту, — сказал я. Он не согласился с моим утверждением, привычно вытер кровь со щеки и выдал еще один комментарий:

— Небрежная работа. Я такого страшилу в жизни не испугаюсь. Жалкое зрелище. К тому же он еще и промок, в отличие от нашего. Эй! Эй! Ты что удумало?

Пугало, не обращая на него внимания, перебралось через ограду, оказалось рядом с коллегой. Обошло по кругу, внимательно разглядывая, а затем, постояв несколько мгновений, выхватило серп.

Два быстрых взмаха, и несчастное страшило развалилось на куски вместе с шестом, на котором торчало. На мое счастье поблизости никого не было, иначе бы пошли разговоры о чертовщине, да еще и меня к этому приплели.

— Чего это оно? — озадаченно спросил Проповедник.

— Видно, тоже не понравился его внешний вид, — совершенно серьезно произнес я.

Пугало между тем подошло к ближайшей тыкве и подняло ее с грядки.

— А это, как я полагаю, военный трофей, захваченный на территории врага, — прокомментировал я его действия.