Далекие странники (перевод новеллы) - Тяньтянь Сяо
Встревоженный Чжоу Цзышу прочистил горло, вернул лицу строгое выражение и спросил:
— Что с тобой?
Чжан Чэнлин покорно ответил:
— Я сделаю, как прикажет шифу, — и замолчал.
Мальчик мялся так довольно долго, украдкой посматривая на Чжоу Цзышу. Когда шифу ловил его взгляд, Чжан Чэнлин с дрожащими губами опускал голову и изучал камни под ногами, смаргивая с ресниц блестящую влагу.
Чжоу Цзышу перебрался под дерево и сел, прислонившись к стволу. Он понятия не имел, как вести себя с этим ребёнком! Возможно, Чжан Юйсэнь мечтал о дочери, поэтому вырастил наследника таким чувствительным? Другое объяснение в голову не приходило. Чжоу Цзышу решил изобразить негодование и грозно рявкнул:
— Встань прямо и подними подбородок!
Чжан Чэнлин вздрогнул и выпрямился. Но когда он вскинул глаза, с трудом сдерживаемые слезы прорвали незримую плотину и потоком хлынули по щекам. Чжоу Цзышу забеспокоился ещё сильнее и поменял тон на более спокойный:
— Умойся и возьми себя в руки. Почему ты постоянно в слезах?
Чжан Чэнлин энергично утёр нос, коротко всхлипнул и неожиданно разревелся на полную. Заикаясь и задыхаясь от рыданий, мальчик попытался оправдаться:
— Ши… Шифу… Клянусь, я не плачу всё время! Я… я… просто увидел вас… увидел и очень разволновался… я… я…
Чжоу Цзышу почувствовал, на этот раз с искренним раздражением, как начинает пухнуть голова. Не желая больше смотреть на мелкого плаксу, он с видом полного безразличия уставился в другую сторону. Вэнь Кэсин как раз вернулся с дровами и был слегка шокирован разыгравшейся сценой.
К этому моменту почти наступила ночь. Солнце успело скрыться за горизонтом, оставив в качестве напоминания о прошедшем дне пепельно-серую полосу неба на западе. Тусклые звезды висели на верхушках деревьев, ветер усилился, принося неуютный холодок.
Воздержавшись от замечаний, Вэнь Кэсин молча развёл огонь, насадил очищенных зайцев на заострённые палки и целиком посвятил себя приготовлению ужина, мурлыкая под нос мелодию, напоминавшую «Восемнадцать касаний»,[148] что полностью соответствовало его замашкам.
Спутники Вэнь Кэсина так и не переменили позиций. Чжоу Цзышу продолжал сидеть под деревом, согнув одну ногу и положив руку на колено, а Чжан Чэнлин стоял по другую сторону костра, глотая слезы.
Вскоре в воздухе растёкся аппетитный аромат жареного мяса. В животе Чжан Чэнлина предательски заурчало, и он покраснел от смущения. Вэнь Кэсин глянул на мальчика и улыбнулся:
— Потерпи немного, мясо ещё не прожарилось как следует.
Чжан Чэнлин умильно закивал. Вэнь Кэсин подумал, что паренёк очень напоминает крольчонка — такой же робкий и забавный. Поэтому он решил немного вразумить Чжоу Цзышу:
— Душа моя, позволь дать совет. Раз этот ребёнок отчаянно желает следовать за тобой, подумай, так ли это невозможно? Не хочешь его видеть — не приходил бы на помощь!
Чжоу Цзышу встал, медленно приблизился и протянул руки к огню — разнывшиеся гвозди заставляли его зябнуть.
— Эй, я к тебе обращаюсь! — легонько пнул его Вэнь Кэсин.
— Что хочу, то и делаю, — вяло огрызнулся Чжоу Цзышу.
Чжан Чэнлин внезапно заговорил осипшим от плача, всё ещё немного дрожащим голосом:
— Я знаю, что приношу одни неприятности, знаю, что для шифу лучше не брать меня с собой. Так много людей хотят меня убить, а я… я ничего не умею… из-за меня шифу сегодня пострадал…
— Не беспокойся об этом, малыш, — утешил его Вэнь Кэсин. — Твой шифу крепок, как гвозди. И шкура у него толстая, как у дракона… Не смотри на меня так, А-Сюй! У всех нормальных людей кожа всего одна, а ты заматываешься в несколько слоёв, как рисовая булочка в бамбуковый лист.[149] Сегодня ты нацепил аж две маски, будто одной было мало!
Заметив удивление Чжан Чэнлина, Вэнь Кэсин терпеливо пояснил:
— Твой шифу спрятал голову, но лисий хвост всё равно торчит![150] Видишь — цвет кожи на его запястьях не такой, как на лице и шее? Твой шифу — очень вредный человек! Он не желает показать мне своё настоящее лицо даже после того, как я спас ему жизнь.
Не удосужившись ответить, Чжоу Цзышу оторвал от жарящегося зайца лапку и принялся неторопливо её объедать. Но когда он потянулся за добавкой, Вэнь Кэсин отдёрнул палку с нанизанной тушкой, спасая полусырой ужин.
— Ты в прошлой жизни умер от голода? — с укоризной спросил он Чжоу Цзышу. — Мясо ещё не прожарилось — ни вкуса, ни запаха!
Чжоу Цзышу дожевал, проглотил, что досталось, а затем проворчал:
— Значит, ты в прошлой жизни был женщиной. Мало того, что пахнешь пудрой с благовониями и носишь вышитые носовые платки, так вдобавок пилишь с утра до ночи! Скажи на милость, откуда ты берёшь столько чуши?
Вэнь Кэсин благоразумно промолчал.
Вскоре нежное заячье мясо покрылось хрустящей золотистой корочкой, и Чжоу Цзышу кликнул Чжан Чэнлина. Что у двоих мужчин, что у мальчишки с утра не было во рту маковой росинки, поэтому они принялись за еду без лишних церемоний. Вскоре от зайцев остались лишь дочиста обглоданные косточки.
Насытившись, все трое немного погрелись у костра, пока Чжоу Цзышу не вернулся к облюбованному дереву, чтобы помедитировать в одиночестве. Тогда Вэнь Кэсин обратился к Чжан Чэнлину:
— Почему твоё кунг-фу так плохо? Отец совсем не занимался твоими тренировками?
— Ещё как занимался! — пробормотал Чжан Чэнлин. — Просто я слишком глуп и не особо усерден, вот и забыл почти все техники.
Вэнь Кэсин задумчиво покачал головой:
— Когда я был маленьким, отец заставлял меня оттачивать кунг-фу, а я тоже отлынивал от занятий. Но, в отличие от тебя, я не был глупым…
Чжоу Цзышу усмехнулся с закрытыми глазами. Пропустив его смешок мимо ушей, Вэнь Кэсин внимательно оглядел Чжан Чэнлина с ног до головы, а потом небрежно бросил:
— Хочешь освоить пару приёмов?
Чжан Чэнлин тут же вскинул голову, и в его глазах вспыхнул огонёк надежды. Живая готовность мальчика поразила Вэнь Кэсина — давненько он не встречал человека, столь искреннего в своих желаниях!
— Малыш… Почему при одном упоминании об изучении кунг-фу в тебе просыпается волчий аппетит?
Чжан Чэнлин грохнулся на колени и затараторил:
— Пожалуйста, старший! Пожалуйста, научи́те меня! Если нау́чите, я сделаю для вас всё что угодно!
Вэнь Кэсин потёр нос и кашлянул.
— Ох, как неловко-то звучит! — он всё же не удержался
