Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Светлана Дильдина
— Ты будешь говорить или нет?!
Внутри что-то лопнуло.
— Отцепись от меня уже! — выпалил Огонек, отбрасывая платок, зацепившийся за листья. — Что ты хочешь услышать? Как я жалею о том, что ушел, или наоборот? Сделать вид, что всё дело во мне?
— Смеешь так со мной разговаривать?
— Так хоть честно. Ты злишься, когда тебя боятся, когда кто-то тебе мешает или возражает. Даже когда молчат. Было бы что выбирать! — теперь он и сам почти кричал.
Кайе в упор глянул на него. Два алых пятна на щеках, зубы плотно сжаты. Дернул плеть вьюнка, открывая часть стены, склонился к полукровке так, что почти соприкоснулись лбами.
— Язык у тебя ядовитый! И куда девался тот лесной дурачок!
— Ты его научил быть немного умнее.
— Зря я возился с тобой!
— Наверное, зря. Столько дней впустую.
— Къятта предупреждал не связываться невесть с кем, — Кайе резко вдохнул, его лицо застыло.
Воздух стал еще горячей. Огонек глянул вниз и сквозь плавающие круги увидел невдалеке разноцветные маленькие черепки — то, что было глиняной рыбкой.
— Ну, так послушай его и заканчивай. Я не первая сломанная игрушка.
Кайе вскинул руку; кулак пролетел у головы Огонька и впечатался в стену, проехал по каменным сколам. Мальчишка невольно дернулся, видя, что с ребра ладони содрана кожа, и кровь обильно капает.
С чего он будет жалеть чужую жизнь и чужое тело, если так относится к своему? А рука заболела, словно сам сделал то же.
— Ну чего ты от меня хочешь? — спросил Огонек почти умоляюще.
— С чего ты взял, что хочу?
— Иначе я бы уже лежал мертвым.
— Да. Нет, — он зло мотнул головой, челка хлестнула по глазам. — Заткнись уже совсем!!
— Как скажешь… — тихо ответил мальчишка. Так трудно было дышать, будто на грудь плиту положили. И угли тлеют внутри.
Он глянул на собственный бок, прикрытый безрукавкой-околи. Кайе поймал этот взгляд, протянул руку, дотронулся до невидимых под одеждой шрамов; Огонек чуть дернулся в сторону — назад мешала стена.
— С огнем ты смирился, а со зверем не можешь? — спросил юноша гораздо тише, чем раньше.
— Да нет. Тогда, у дерева… я был в ужасе, но потом подумал, что оболочка зверя — не твой выбор, ты родился таким, и все это — с рабочими Атуили, с девочкой — вспышка гнева, случайность. Ты тогда сказал “какая разница” про нее, я подумал — в запале. Я был готов тебя принять. Но тебе нравится таким быть. Убивать. Я видел… радость.
— Они… заслужили. Тем, что воровали, противились страже, тем, как обращались с тобой.
— Но мне ты эту справедливость решил не показывать.
— Я пугать тебя не хотел. После Атуили…
— Я не испуган.
— Они бы все равно умерли. Тех, что не пытались бежать, уже нет, и это сделал не я.
— Твоего мне хватило.
— Разве тебя я тронул?
— Меня нет. Шрамы не в счет, я сам… Но я не хочу больше быть здесь.
— Боишься?
Огонек глянул из-под растрепавшихся прядей и снова уставился в никуда.
— Нет. Просто увидел, что ты делаешь с другими. И ведь наверное не всё еще знаю? Это со мной ты решил… быть добрым.
— Что же ты собираешься делать? Умереть? Или бродить по дому бледной тенью, изображая страдальца?
Не последовало ответа.
— Что я могу… — теперь голос Кайе был неуверенным.
— Ничего мне не нужно. От тебя — точно.
— Ты ненавидишь меня?
— Нет… — Огонек понял, что ужасно устал. Еще немного, и сядет прямо тут, у стены.
Кайе отступил на шаг. Потом еще немного. Невидимую плиту на груди Огонька приподняли, стало полегче. И жар спадал.
— Ты сказал, что ничего от меня не хочешь. Но вернулся же.
— Просто взять и сбежать я не смог. Понадеялся, может, поймешь… Я сказал, что ради домашних, но… не только поэтому. Ты меня спас, защищал даже от своих. За это я благодарен, неважно, что… Ты просто играл все эти дни, но заботился обо мне искренне. За это спасибо.
Он не сразу отозвался, и сделал вид, что не слышал слов Огонька:
— Хочешь уйти?
— Да… если отпустишь.
Кайе молчал, потом вытер руку о штаны, теперь пятно крови было и на них. Глухо сказал:
— Но куда тебе идти? Снова в лес?
— Да куда угодно. Придумаю что-нибудь, — наклонился — голова закружилась. Поднял платок, который теперь висел на листьях у самых камней мостовой. Посмотрел бездумно и протянул бывшему приятелю: — Возьми. Не хочу волосы прятать.
— Значит, напрасно все? А я-то решил…
— Что я вернулся к тебе? Ты привык получать что хочешь, что ты еще мог подумать.
Кайе вздрогнул, будто на осу наступил. Глаза вспыхнули — и погасли.
— Не говори о том, чего не знаешь.
Развернулся и ушел. Огонек слышал — у ворот он окликнул стражу и велел забрать полукровку в дом.
**
Чуть больше одной весны назад
В последнее время дед часто направлял Кайе послушать, как старейшины и судьи Кварталов решают дела. Не мелкие, вроде свадеб, выделения молодоженам земельных наделов и семейных склок, а более крупные, мошенничество, например. И когда к Ахатте лично приходили за распоряжениями — строить ли новую дамбу, как быть с невольной порчей дорогого товара, назначеного к обмену между Родами, — тоже звал младшего внука. Привыкай, говорил. Присматривайся. Это твои люди, ты в ответе за них. И нет, одним страхом держать бесполезно.
— Не много ли чести, возиться с ними? — из-под разлохмаченной челки мальчишка смотрел, не скрывая недовольства. — Ты столько времени тратишь, разбирая их склоки! И старейшины тоже. Не хочешь заставлять — да выгони, пусть кормятся, где хотят. Пусть бы искали себе других покровителей.
— Если эти люди уйдут от нас, богаче и сильнее станет кто-то другой.
— Пусть и возятся, нам же проще. Новых легко найдем, вдвое больше.
— Больше — надо где-то селить. Для них понадобятся новые земли… земли придется защищать и обустраивать.
Дед был само терпение. Кого выгонять, лишать защиты? Те, кто ни на что не способен, кроме простого труда, и так не открывают рот. А мастера и мастерицы искусны,
