Мерлин - Стивен Рэй Лоухед
Когда туман наконец рассеялся, стало так светло, что люди заморгали и закрыли лица руками. Когда друзья открыли глаза, то, оглядевшись, увидели, что все переменилось. Исчезли реки, деревья, стада и селения. Ни зверя, ни дыма, ни огня, ни человека, одни холмы — и те голые.
— Увы! — вскричал Манавиддан. — Что стало с нашими спутниками и со всем моим королевством? Пойдем и отыщем их, если сможем.
И они вернулись в его дворец и нашли только вереск и терн на месте богатых чертогов. Тщетно обшаривали они лощины и балки, ища человеческое жилье, — им попалось лишь несколько хворых птиц. И оба они весьма опечалились: Манавиддан о своей супруге Рианнон, ожидавшей его в покоях, и об отважных спутниках, а Придери — о дружине и богатых дарах, что дал ему Манавиддан.
Однако ничего не попишешь, запалили они костер из вереска и легли в тот вечер голодные, на холодной сырой земле. Поутру услыхали лай собак, как будто преследующих добычу.
— Что бы это значило? — подивился Придери.
— Чего сидеть и гадать, если можно поехать и выяснить? — промолвил Манавиддан и тут же вскочил в седло.
Они поехали на лай и въехали в укромную лощину, заросшую березняком. И вот навстречу им из березняка выбежала целая свора гончих. Псы дрожали от страха и поджимали хвосты.
— Сдается мне, — заметил Придери, — что в этом лесу какое-то колдовство.
Не успел он произнести эти слова, как из леса вылетел ослепительно белый вепрь. Псы еще больше оробели, но Придери и Манавиддан подбодрили их криками, и свора устремилась за зверем. Друзья следовали за собаками, пока не увидели, что вепрь остановился и готов напасть на преследователей.
При виде людей белый вепрь побежал вперед. И вновь они пустились за ним и снова увидели, что вепрь обороняется от собак, и опять при их появлении он помчался прочь.
Так они преследовали вепря, пока не оказались подле большой крепости, которой прежде не видели. Вепрь и гончие вбежали в крепость, и, как ни вслушивались друзья, они не различили больше не звука.
— Войду-ка я в эту крепость и узнаю, что приключилось с собаками, — сказал Придери.
— Ллеу свидетель, нехорошо ты придумал, — промолвил Манавиддан. — Ни ты, ни я прежде тут крепости не видали, и вот тебе мой совет — держись подальше от этого странного места. Может быть, крепость поставил тот же, кто наложил заклятие на страну.
— Может, ты и прав, да не по сердцу мне терять такую славную свору. — И, не послушав доброго совета, Придери направил лошадь вперед и въехал в ворота крепости.
Внутри он не увидел ни человека, ни зверя, ни вепря, ни собак, ни башни, ни покоя, а только большой мраморный круг, а над ним, на четырех золотых цепях, которые уходили в небесную высь, прекраснейшую чашу из чистого золота. И хотя Придери много в жизни повидал золотых вещей, эта была лучше всех.
Подошел он к мраморному кругу и увидел Рианнон, жену Манавиддана, которая стояла неподвижно, как камень, и рукой держалась за чашу.
— Госпожа, — спросил Придери, — что ты тут делаешь?
Она не ответила. Чаша была до того хороша, что Придери, не чая беды, подошел и коснулся ее рукой. В тот же миг рука его прилипла к чаше, а ноги — к кругу, и он застыл, как каменное изваяние.
Той порою Манавиддан ждал и ждал, но Придери не появлялся.
— Ладно, — сказал он себе, — ничего не поделаешь, нужно идти следом.
И вошел в ворота.
Здесь он, как и Придери, увидел великолепную золотую чашу на золотых цепях. Увидел и свою жену Рианнон, которая держалась за чашу, и Придери рядом с ней.
— Любезная супруга, — промолвил он, — и друг Придери, что вы здесь делаете?
Ни тот, ни другая не ответили, но едва он произнес эти слова, как по крепости раскатился мощный удар грома и повис густой туман. Когда же туман рассеялся, Рианнон, Придери и сама крепость пропали, как и не бывали.
— Горе мне! — вскричал Манавиддан. — Один я остался, нет со мной ни друга, ни даже собаки. Ллеу свидетель, не заслужил я такой участи. Что же мне делать?
Пришлось ему жить одному. Он ловил рыбу, охотился на диких зверей и посеял в землю несколько зерен пшеницы, которые нашел в кармане. Пшеница дала богатый урожай, и со временем он смог засеять целое поле, потом еще и еще. Да и не диво, ведь пшеница была лучшая в мире.
Манавиддан ждал, и вот пшеница поспела. Он уже чувствовал во рту вкус будущего хлеба. И вот, глядя на свою ниву, сказал себе: «Глупец я буду, если не уберу ее завтра».
И вернулся к себе в шалаш навострить серп. Ранним утром вышел он жать пшеницу, глядь: стебли торчат, а колосьев нет. Унес кто-то все зерно, оставил одну солому.
В печали бросился Манавиддан на второе поле. Колышутся на ветру спелые колосья. Сказал себе Манавиддан: «Глупец буду, если не уберу их завтра».
Назавтра проснулся он засветло и пошел жать пшеницу. Пришел на поле, глядь: одни голые стебли стоят. Унесли зерно.
— Увы мне! — вскричал он. — Что за враг вздумал меня погубить? Если он и третье поле разорит, придет мне погибель!
Поспешил Манавиддан на третье поле и увидел, что зерно поспело.
— Глупец буду, если не уберу его завтра, — сказал он себе, — да и вообще не жить мне больше, ибо это моя последняя надежда.
И сел он, где стоял, чтобы всю ночь сторожить поле и подкараулить врага. Смотрел он, смотрел и к полуночи услышал ужасающий шум. Глядь — бежит видимо-невидимо мышей. Столько их было, что он глазам своим не поверил.
Не успел он охнуть, как мыши рассыпались по полю, каждая взбежала по стеблю, отгрызла колос и сбежала вниз, унося зерна во рту. Манавиддан бросился спасать свое поле, да мышей уже и след простыл.
Одна мышь была тяжелее других и не могла бежать так быстро. Манавиддан поймал ее, посадил в рукавицу, а отверстие перевязал шнурком и понес мышь-пленницу в свою лачугу.
— Видит Ллеу, — сказал он мыши, — как повесил
