Язык хищников - Андрей Сергеевич Прокопьев
60. Эльрик
Ранним утром прислужник более настойчиво попытался прорваться в покои молодого правителя, но безуспешно, тот никак не реагировал на его призывы о мужестве и просьбе взяться за ум. Тогда он решил привлечь к действу Агнара, и это сразу же сработало. Как только мужчина хриплым голосом поприветствовал своего короля, дверь спальни открылась. Его вид удивил их обоих. Скомканные лохматые волосы, что почти закрывали пол лица, глаза, что виднелись под копной спутанных локонов, были пустыми и безжизненными. Тёмные круги выдавали его бессонницу и страх перед неминуемым. Увидев старого знакомого, его взгляд оживился моментально, а на только что унылом лице появились очертания улыбки. Он вопросительно вскрикнул, неужели война с Замкнутым Лесом закончена, и армия вернулась домой? Агнар же рассказал ему всё, то что мог ему было известно на тот момент. Эльрик тогда поник ещё больше. Его взгляд упал на пол, и он не смел поднимать его, смотря в одну точку. Военный не стал долго задерживаться, и после короткого рассказа, покинул королевские покои. Вербер остался с ним, хотя и надеялся быть изгнанным. Но король молчал, сидя на краю кровати, сгорбился в спине, не шевелился, и казалось, даже не дышал.
Прислужник уже не знал, сколько прошло времени, как вдруг Эльрик оживился, подняв голову, обратился к нему, предлагая присесть рядом. Это было совершенно не свойственно ему, и чуть поколебавшись, верный слуга принял его просьбу. Король ещё недолго молчал, и нерешительным дрожащим голосом начал говорить о том, что не хочет идти на погибель. Разбитая армия доказала, что они не были готовы к неповиновению с их стороны, а самонадеянность Ормара лишь сгубила их. Ослушаться отца он не мог никак, без видимых на то причин, а переубедить его в нападении на Верхние Холмы и вовсе станет себе дороже. Но, у него есть слабое место, за которое он сильно держится, это его род. Отец не допустит, чтобы древний знатный род прервался! Вербер слушал хриплый и дрожащий голос Эльрика, но никак не мог уловить суть его мыслей, и какими бы намеками он ни высказывался, разобраться в его ребусе не удалось. Разозлившись, король прокричал, что для того, чтобы избежать нового военного похода, нужно избавиться от наследника! Эти слова словно ударили прислужника по ушам, они звенели в его голове, и сперва ему казалось, что он имел в виду совсем другое. Но принц подтвердил свои слова. Ошеломлённый крик правителя сменился на недоумевающий и презренный шепот, в ту же секунду он хотел забрать свои слова обратно. Прислужники одновременно встали с края кровати, смотря друг на друга. Взгляд короля был полон отчаяния и лишь долей надежды, он молчал, но глазами умолял прислужника согласиться на его спасение. Вербер ничего ему не ответил, а только молча покинул его, оставив в одиночестве.
61. Дагфар
Жизнь в замке Верхних Холмов будто приостановилась. Тишина поглощала длинные коридоры и комнаты, в которых раньше кипела суета. Редкий служитель замка отправлялся по своим делам, и в мгновение пропадал, растворяясь во мраке тёмных углов, куча не дотягивались лучи солнца. Со времён прощания с королевой никто не видел Дагфара и Петроса. Слуги и советники переговаривались между собой шёпотом, будто боялись, что супруг королевы мог услышать их, боялись за его самочувствие и тревожились за младенца.
Старая повитуха пропала из замка в тот же день, когда вдовец сообщил и трагичной кончине супруги. Куда она направилась, никто не знал, да и мало кто интересовался её исчезновением. Престарелые прислужницы шептались, что старая навлекла беду, приобщив волчицу к родам наследника, но обернулось всё еще хуже, чем предполагалось.
Той ночью Дагфар впервые крепко заснул, спустя все те дни, что почти не смыкал глаз. Его переполняли чувства злости и обиды. Он жалел, что так мало времени уделял супруге, и подчинялся прихотям, допустил до расположения повитуху и волчицу. Корил себя за проявленную слабость и неосмотрительность, а ведь изначально он клялся, что будет защищать свою королеву от всех невзгод, но не смог уберечь. Малыш Петрос совсем его не беспокоил, мальчик оказался очень смирным, а когда начинал капризничать, отец брал его на руки, нежно прижимал к себе и пытался успокоить младенца. Петь колыбельные у него не получалось, грубым голосом только пугал сына, поэтому мычал ему мотив той песни, что когда-то пела ему Фьётра.
Он стал чаще думать о матери, о их прошлой жизни, бродячей, полной лишений и голода. Вспомнил, как ему приходилось просить милостыню, как воровал монеты из карманов прохожих, как крал еду, чтобы ненадолго утолить голод, но вспомнил, как мама успокаивала его, когда укладывала спать. Каждый раз она обещала, что завтра всё станет лучше, и он снова верил ей. От того, как сложилась бы его жизнь сейчас, где он был, и кем он стал, не попадись на их пути добрая нянька, которая смогла дать ему то, что Фьётра давать не намеревалась или была не в состоянии.
В голове всплыли воспоминания о мудром капитане, который стал для него настоящим другом и наставником, сильным плечом, которого ему так не доставало эти годы, и вспомнил тот злополучный день, когда его жизнь снова перевернулась, как и корабль, на котором он отправился в первое плавание.
Наступившее утро сменило ночной штиль на небольшую качку. Палубу шатало из стороны в сторону, но почти все моряки уже привыкли и смогли приспособиться к волнениям на воде. Тяжелее всех доставалось Дагфару. Каждый раз его выворачивало наизнанку даже от небольшой качки. Все его мечты о путешествиях разбились крахом, но хуже ему было оттого, что их общим мечтам со старым капитаном не суждено сбыться.
Отсиживаясь в каюте, молодой юнга держал перед собой медное ведро, оно уже не раз выручало его. К нему присоединились старый капитан и ещё молодой король Фредерикус. Они были с ним практически одного возраста, практически одного роста, были и схожи их черты лица. Они оба заметили сходства при первой встрече, и, хотя не подали виду, это бросалось в глаза. В остальном они были полностью отличные. Сильный духом и волевой Дагфар привык многого добиваться самостоятельно, в его мире всего можно было добиться силой, и если не физической, то моральным аспектом. Здесь же действовали иные законы, и как на берегу Верхних Холмов, так и на судне,
