Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира
Мы отбивали атаку за атакой. Иногда наступала недолгая передышка — ведь и самые жестокие ураганы сопровождаются кратковременными затишьями. А потом неприятель снова обрушивался на нас с удвоенной силой, и всякий раз невозможно было предугадать, когда начнется следующий штурм.
Расти не могли взбираться по отвесным скалам; серые, используя свой получеловеческий облик, искали лазейки. Гораздо опаснее для нас, эсткарпцев, был клубящийся бесплотный туман, который невозможно было ни изрубить мечом, ни поразить копьем. Огромные броненосные чудовища возились по ту сторону скалистой стены, с мрачной свирепостью подкапывая ее мощными когтистыми лапами. В воздухе прямо над головой фланнаны и вранги сражались с какими-то летучими тварями. Эта битва была мрачным кошмаром, ужаснувшим даже тех воинов Эсткарпа, кто прошел через схватки с пугающей демонической силой кольдеров.
Сколько времени длилась эта осада, не знаю: днем было почти так же темно, как ночью. Утром на вершинах скал вспыхивали факелы; их свет, казалось, сдерживал врага.
Дагона вовсю использовала магию: зеленые собирали и бросали в бой подвластные им одним силы. Она опасалась удара с тыла, с озер и рек Долины — ведь кроганы были против нас. Ящеры-дозорные патрулировали берега, но ничего подозрительного не обнаруживали.
Эфутур считал, что нас осаждают пока только второстепенные прислужники зла, и никто из Великих еще не вступил в борьбу. В этом ему виделся дурной знак, если только Великие действительно не ушли так далеко в свои другие миры, что их трудно было вызвать снова.
Мы несли потери. Пал Годгар, взяв с собой сразу несколько врагов. Появились бреши в рядах зеленых и их четвероногих и крылатых союзников. Потери никто не считал: некогда было оглядеться, все силы поглощало упорное сопротивление. Хотя Килан сражался далеко от меня, я знал, что он цел и невредим. Но мне не давала покоя мысль о Каттее, я был уверен, что сестры в Долине нет.
Среди нас сражались и горцы, но Динзиля нигде не было видно, и это усиливало мое беспокойство, что бы ни говорили по поводу его отсутствия другие.
Может быть, нам помогли силы, призванные Дагоной, или враг, бросивший на нас все свои клыки и когти, вдруг обессилел — как бы то ни было, но наконец в тучах появился просвет, засияло солнце, и под его великолепными лучами воинство Тьмы отступило, Враги забрали с собой убитых, и мы не могли определить, насколько велики их потери. Но в том, что на этот раз мы одержали победу, сомнения быть не могло.
Собрав совет, мы подсчитали свои потери и пришли к выводу, что еще одна-две такие осады, и нам не выдержать. Поэтому во время представившейся нам передышки решено было соорудить укрепления, произвести разведку и по возможности нанести ответный удар.
Но у меня была своя задача, и я объявил об этом совету.
Тогда встал Килан и сказал, что идет со мной: мы трое едины, и когда между нами рвется связь, каждый из нас теряет частицу себя.
Я обратился к нему одному, сказав, что однажды мы уже были разлучены, когда он как воин исполнял свой долг, когда я был покалечен, а Каттею заперли в Обители. Теперь настало время каждому снова исполнить свой долг. Он воин, и здесь он нужнее. А Каттея со мной связана более тесно, и мой долг — идти за ней.
Думаю, Дагона и Эфутур поняли меня, но эсткарпцы — нет. Для них, привыкших на границе к суровым испытаниям, жизнь одной женщины ничего не значила, тем более — колдуньи: колдуний они не любили и боялись.
Отправляясь на восток, я не рассчитывал на чью-либо поддержку. Со мной был мой меч, небольшой запас еды и искра надежды. Шил предложил мне свою помощь, но я сказал, что поеду на нем лишь до границы Долины, я мог рисковать только собственной жизнью.
Килан неохотно отпускал меня одного. Наверное, его задели мои слова о более тесных узах между мной и Каттеей, хотя он знал, что это так и что к тому же его воинское умение необходимо здесь.
В Долине царили мир и покой, недавняя кровавая битва казалась страшным сном. Шил ровным галопом нес меня вдоль реки. Здесь не было ловушек, и мы двигались вперед быстро и беспрепятственно. Изредка вдалеке появлялись ящеры-дозорные, продолжавшие нести наблюдение на случай угрозы со стороны кроганов.
Я думал об Орсии, о том, что сделали бы с ней ее соплеменники, если бы узнали, что она спасла меня.
Обширные луга и тенистые рощи Долины сменились каменистым ландшафтом, обрамленным стенами отвесных скал, постепенно сходившимися друг с другом: где-то впереди они должны были сомкнуться. Там, по словам Дагоны, начиналась заброшенная дорога, ведущая в горы, куда отправилась Каттея, намереваясь обратиться к силам, внушавшим страх даже владычице Зеленой Долины.
У каждого своя магия, сказала мне как-то Дагона: жителям Долины подвластны силы растительного мира, фасам — подземного, кроганам — водяного; с ее же слов я понял, что там, куда отправилась Каттея, обитали силы воздуха.
И в самом деле, колдуньи Эсткарпа умели управлять ветром, дождем и бурями. Должно быть, сестра собиралась прибегнуть к их знанию, но если так, то, судя по всему, ей это не удалось.
Шил замедлил шаг и осторожно вошел в узкую расселину в скалах, где царил полумрак, хотя до захода солнца оставалось еще несколько часов.
Наконец рентан остановился:
— Дальше не могу, — уловил я его мысль.
Впереди была тропинка, но я тоже отчетливо ощутил, как что-то предостерегает меня от дальнейшего продвижения. Спешившись, я перекинул через плечо мешок с провизией:
— Благодарю тебя, быстроногий Шил. Передай, что ты доставил меня целым и невредимым.
Задрав голову, Шил осматривал возвышавшиеся над нами отвесные скалы, на поверхности которых негде было бы укрыться врагу, да и навряд ли в таком месте могло обитать воинство, которому мы дали отпор в Долине. Шил, раздувая ноздри, бил копытом:
— Я всем нутром чую здесь присутствие силы.
— Но это не злая сила? — спросил я.
Его золотистые глаза встретились с моими:
— Есть силы, которые лежат за пределами наших представлений о плохом и хорошем. Тебе придется идти наугад.
— У меня нет выбора…
Шил снова, раздувая ноздри, вскинул голову:
— Будь осторожен, смотри под ноги, по сторонам и вверх. Напряги зрение и слух…
Ему не хотелось оставлять меня одного, но он не мог преодолеть преграду, не пускавшую его дальше. Может быть, и на моем пути встанет такой же барьер. Я зашагал вперед, ожидая что через шаг-другой наткнусь на невидимую стену, вроде той, которая преградила нам с Киланом путь, когда мы пришли за Каттеей в Обитель Мудрейших. Но ничего такого не произошло.
Оглянувшись, я увидел, что Шил все еще стоит на том же месте и смотрит мне вслед. Я махнул ему рукой, он кивнул в ответ, и, повернувшись, я пошел, не оглядываясь больше, вперед, запретив себе думать обо всем, что осталось позади.
Тропинка полого поднималась вверх, и сначала идти было легко. Вскоре расселина сузилась настолько, что, расставив руки, я мог касаться стен. Впереди начиналась вырубленная в скале лестница. На ступенях виднелись глубоко вырезанные в камне знаки. Некоторые напоминали те, что оберегали Долину, другие я видел впервые. Мне не хотелось ступать на эти знаки, но надо было подниматься, и я пошел. Семь ступеней — площадка шириной в три ступени — еще три ступени — следующая площадка — девять ступеней. Никакой естественной необходимости в таком расположении ступеней не было, и я подумал, что в нем может заключаться какой-то тайный смысл.
От площадки к площадке лестница постепенно сужалась. Последний ряд ступеней был так узок, что на одной едва помещались вплотную обе ноги. В этом последнем узком ряду было тринадцать ступенек — на ходу я шепотом считал.
Здесь все знаки были мне незнакомы, но я обнаружил, что на них неприятно задерживать взгляд, хотя в них не заключалось угрозы — я достаточно хорошо чувствовал проявление зла в Эскоре, чтобы это определить, — просто они не предназначались для человеческих глаз и ума.
Я испытывал непривычную усталость; в руках и ногах появилась какая-то тяжесть, и приходилось переводить дух на каждой ступеньке. Нет, моя рана, полностью зажившая, не давала о себе знать, и все-таки я ощущал странную тяжесть во всем теле и необъяснимую подавленность.
Наконец лестница осталась позади, и я оказался на вершине скалистой гряды, окружавшей Долину. По каменной поверхности была проложена тропа. Если лестница сужалась, то эта тропа — наоборот, начинаясь от последней ступеньки, постепенно расширялась, уходя в лес каменных столбов.
Пока я поднимался сюда, стемнело; и несмотря на то, что мне не терпелось идти вперед, усталость была так велика, что, пройдя несколько шагов, я повалился на каменную тропу и, завернувшись в плащ, уснул. Это не было обычное погружение в сон: я мгновенно провалился в небытие, и ничто не заставило бы меня очнуться.
