Наталья Болдырева - Ключ

— Начнем с самого простого. Карты.

Едва она произнесла это слово, прямо в воздухе, перед каждым, появилась новенькая, запечатанная колода. Карты слегка проворачивались вокруг своей оси. Подготовленный неоновой вывеской, я даже не попытался взять голограмму в руки. Анатоль, подобно многим гостям, доверчиво хватал руками пустоту. Ведьма мягко улыбалась, глядя мне в глаза. Я рискнул так же откровенно улыбнуться в ответ. Лишь раз мне приходилось видеть подобного качества изображение. На какой-то презентации, в Москве. Вечер перестал казаться безнадежно пропавшим.

С тихим шелестом исчезла обертка с колод. Молниеносно перетасовавшись, карты выстроились несколькими рядами, рубашками — к сидящим людям. Я мог видеть карты своих соседей, но не свои.

— А теперь, выберите одну карту. Вам достаточно слегка коснуться ее…

Смеясь и обмениваясь впечатлениями, три часа спустя мы, подобно толпе школьников, высыпали на улицу. В четыре утра еще темный город уже начинал оживать. Проезжали редкие экипажи, хозяева мели мостовые перед своими лавками, ключницы спешили на рынок за покупками. Гости подходили к графине прощаться, благодарили за незабываемый вечер, восхищались ее умом и отвагой. Возницы, завидев толпу перед домом, наперебой предлагали свои услуги. Наконец, Анатоль усадил графиню в карету. Одной рукой она придерживала атласную шторку, пальцы второй нежно поглаживали ладонь Анатоля. С поволокой глядя на моего приятеля, она уговаривала того присоединиться к ней. Анатоль тщетно пытался вырвать слабеющие пальцы, мучительно краснел и неопределенно отговаривался.

— Воздух. Пешком. Проводить Никиту. — Его красноречие иссякло, и он глубоко вздохнул.

— Вы так милы, Анатоль… — Казалось, ей нравилась его болезненная застенчивость. Я не без удовольствия глядел на эту игру. — Вы не присоединитесь к нам, Никита? — Этот многообещающий взгляд был мне знаком, и я уже знал свою роль.

— Был счастлив познакомиться с вами, графиня. — Я отвесил что-то вроде полупоклона. — Но завтра меня ждут неотложные дела. — Вспомнив о полузатопленном подвале, я решил, что говорю чистую правду. — Я мог бы, конечно, отпустить Анатоля с вами, — взгляд, полный панического ужаса, послужил достаточным возмездием за эту маленькую подставу, я сглотнул улыбку, — но я не смогу обойтись без его помощи. Не сегодня. Прошу простить меня, графиня. — Я вновь склонил голову.

Вдовушка смерила меня оценивающим взглядом.

— Наш Анатоль отрекомендовал вас студентом, а ведьма называла вас воином. Ваша мрачная задумчивость этим вечером позволяет предполагать как то, так и другое. Но… Кем бы вы ни были, вы, как друг нашего очаровательного Анатоля, всегда можете рассчитывать на мое расположение и дружбу. — Последний раз сжав пальцы горе-дон-жуана, она махнула перчаткой, крикнула звонко, — пошел!

Фыркнув, рванули кони, закружились спицы в колесе.

— Воин… студент… — Я обернулся к Анатолю. — Ну, разбиватель сердец?

Он не казался смущенным. Скорее обрадованным.

— Пронесло? А? Пронесло! — Схватив меня за руки, он вдруг заплясал, высоко вскидывая острые колени. — У-р-р-р-а!

Мне не оставалось ничего иного, как расхохотаться вместе с ним. Вскоре мы действительно медленно шли вдоль улицы.

— А, правда! — кричал Анатоль, — к нам! Студентом! Познакомлю. Сейчас! «Веселый архивариус»! Профессора, академики. Недалеко. Ученый труд напишешь.

Я невольно вспомнил все прелести студенческой жизни. Перед внутренним взором пронеслись лица друзей, которые на всю жизнь, дни, переполненные событиями, бурлящие университетские страсти. Но глаза Анатоля, светящиеся энтузиазмом, и пальцы, все сильнее стискивающие локоть, вернули меня с небес на землю. Никита Соколов, почетный член Академии, лауреат Нильсоновской премии, автор трактата «Ум как не бытие, а представление об оном…». Это же хуже, чем учиться в средневековой Сорбонне!

— Спасибо тебе, Анатоль. В кабачок пойду, а студентом не стану. Уволь.

Пожимая плечами, Анатоль отпустил мой локоть, сделал шаг в сторону и, поворачиваясь, нос к носу столкнулся с подвыпившим капитаном королевской дружины.

Звон разбившейся в дребезги бутылки привлек внимание стража порядка на противоположной стороне улицы. Офицер, сделав несколько неверных шагов, грохнулся-таки оземь, покатился по мостовой шлем, подметая дорожную пыль черным плюмажем. Постовой принял решение и направился к нам. Анатоль опустился на колено, помочь офицеру, я же подобрал шлем и встряхнул конский хвост на его гребне. В свете фонарей заплясали пылинки. Я подал шлем изрыгающему проклятия офицеру.

— Прошу вас, капитан.

Опираясь на Анатоля в неуклюжих попытках встать на ноги, он потянулся за шлемом, поднял голову. Наши взгляды встретились. Ярость на его лице сменилась удивлением и ожесточенной радостью. Рука, протянутая к шлему, скользнула выше, впившись мне в плечо.

— Я узнал тебя!

Этой фразы хватило, чтобы я тоже узнал безграничную, замешанную на беспросветности, усталость во взгляде. С силой двинув пьяного, я вырвался и побежал, но удар подоспевшего постового отправил меня на землю. Падая, я еще успел услышать истошный вопль быстро трезвеющего капитана:

— Стой, су-у-ука!

Врезавшаяся в меня мостовая выбила из тела дух. Пытаясь подняться, я почуял на шее так хорошо знакомую по обозу хватку — пальцы впились в ключицы — я взвыл, подбежавший Анатоль был оттеснен патрульным. В охранное отделение я был препровожден с руками, скрученными за спиной, в сопровождении замысловатых проклятий капитана Вадимира. Не слишком-то красноречивый Анатоль семенил рядом, не умея вставить и слова.

Так мы миновали два квартала и перешли мост. В управлении охраны меня провели сразу во внутренний двор — за решетку.

И теперь, со всеми доступными удобствами разместив ночной улов, управление охраны урывало часок-другой для того, чтобы выспаться и набраться сил перед новым рабочим днем. Мои соседи по камере скоро перестали обращать на меня внимание, а храп охранника легко заглушал мои надрывные выкрики. Отчаявшись, я прислонил опухший и заплывший глаз к стальной решетке. Приятная прохлада заставила пульсирующую боль отступить.

— Бита!

Послышался горестный вздох проигравшего. Мои сокамерники развлекали себя карточной игрой. Лишь я да маленькое чумазое существо, устрашающе и злобно скалившее крупные белые зубы в ответ на любые попытки заговорить с ним, не принимали участие в этой забаве.

— Подставляй лоб.

Вор-карманник, одетый лучше многих в камере, тщательно прицелился и отпустил первый щелчок профессиональному слепцу. Звон пошел по темнице. Аккуратный старичок тоненько ойкнул.