Татьяна Рябов - Гоша Каджи и Алтарь Желаний

Высокий трехсводчатый потолок, расписанный под ясное небо с плывущими по нему кустистыми облаками, плавно переходящий в звездную ночь. Три ряда резных каменных колонн, поддерживающих это великолепие. Пол, выложенный крупными каменными плитами, образующими какую-то сложную для восприятия мозаику. Хотя она и состояла всего из двух цветов: светло-серого и темно-серого. Уходящие ввысь стены со стрельчатыми окнами-бойницами, забранными фигурными решетками. Между окнами — ярко горящие факелы. И великое множество свечей, парящих в высоте сами по себе. Противоположной от входа стены как бы и не существовало вовсе. Каджи так и не понял, не то это искусно нарисованная волшебная картина, основу которой составляет пейзаж лесной поляны, над которой летают птички, а невдалеке пламенеет костерок? Или стены и на самом деле просто нет? А около нее вдоль боковых стен расположились несколько живописно горящих каминов, отчего в большом зале было тепло и комфортно.

Но собственно, не это все оказалось главным. Лица. Из-за пяти рядов длинных столов на первокурсников внимательно и с любопытством таращилось множество лиц более старших учеников. Доброжелательно, хмуро, равнодушно, весело, с издевкой, — по-разному. Но так много, что у Гоши невольно пересохло в горле от волнения. И, похоже, что не только у него одного.

— Страшно что-то стало, — едва слышно прохрипела Янка, и еще сильнее вцепилась ему под руку.

Гоша в ответ только кивнул головой. Выдавить из себя хоть слово, он пока еще был не в состоянии.

— Поприветствуем наших первокурсников, друзья! — раздался громкий голос откуда-то спереди. — А то, как я погляжу, они что-то оробели перед вами. Не бойтесь, проходите вперед, здесь никто не кусается…

И только теперь Каджи заметил, что вдали, позади длинных харчевальников учеников, на небольшом возвышении, там, где находился отдельный стол учителей, за золоченой трибуной стоит мужчина. Да нет, какой там мужчина, — старичок.

Роста среднего. И весь седой, даже кустистые брови, и то словно изморозью побило. Длинные волосы спокойно ниспадают до плеч, перехваченные на лбу светлым металлическим обручем. Густые усы, плавно сменяющиеся книзу окладистой бородой, доходящей до середины груди, тоже отливают серебрянкой. Мантия слегка развевается позади него, словно на легком ветерке. И от этого кажется, что по ее синеватому фону изредка проскальзывают всполохи молний. Вот только странно, что всполохи эти были каждый раз разного цвета, а точнее всех пяти цветов, беспорядочно сменяющих друг друга. И глаза… Несмотря на всю благообразность и величавость старца, они-то были совершенно молодые: в меру спокойные, не в меру хитроватые, и безмерно веселые.

— Этерник Верд-Бизар, директор, — кто-то тихо прошептал позади Каджи.

Ну, конечно, кто же еще! Гоша мог бы и сам догадаться, да вот только от волнения мозги, похоже, совсем ничего не хотели соображать. Даже самые элементарные мысли доходили с опозданием, как до жирафа. Хотя при чем здесь длинношеее животное? Оно наверняка сообразительнее, чем Гоша сейчас.

Под сравнительно дружные аплодисменты Семен Борисович провел колонну первокурсников между столами. А потом так же парами выстроил на свободном пятачке, относительно просторном, невдалеке от золотистой трибуны директора.

— Что ж, не будем тянуть кота за хвост, — улыбнулся из-под усов Этерник, сверкнув смеющимися карими глазами. — А то ему больно будет. Пора приступать к распределению по факультетам. А все остальное потом, когда вы займете свои места среди сокурсников…

Самый дальний из каминов ожесточенно выплюнул из себя огромный клубок языкастого пламени. Все — и ученики, и учителя, разом удивленно повернулись в его сторону. Один только Верд-Бизар остался невозмутимо спокойным, даже не глянув туда. И как показалось Гоше, он с хитрецой бросил взгляд именно на него, чуть прищурив глаза, отчего морщинки в их уголках собрались в гусиные лапки, и громко произнес:

— Я знал, Мерида, что ты постараешься успеть на распределение. Разве ж можно пропустить такое важное событие? Молодец — ты не опоздала.

У Каджи радостно забилось сердце, и он ожидающе уставился в медленно тающий сгусток пламени. Прямо из него выскочила запыхавшаяся Мерида. И была она вся какая-то пыльная, чумазая и растрепанная до чрезвычайности. И даже мантия слегка порвана на боку. Девушка, не обращая ни на кого внимания, стремительно скользнула взглядом по выстроившимся попарно первокурсникам. И когда увидела довольно лыбящегося Гошу, сама расцвела. Подмигнула ему и уже неспешно направилась за стол учителей, меняясь прямо на ходу.

— Это что еще за чудо-юдо? — тихо поинтересовался Баретто, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Это ЧУДО — моя сестра Мэри, — так же едва слышно, но с гордостью ответил другу Каджи.

— А, ну, тогда другое дело, — голос у Роба потеплел. — Симпатичная вообще-то.

А Мэри и впрямь стала очень симпатичной. Абсолютно чистенькая и опрятная. Вместо какого-то темного дорожного платья и порванной мантии на сестре уже красовался вечерний наряд, вполне бы подошедший и к великосветскому приему, и к веселому балу.

Платье золотистого цвета совсем без рукавов, открывающее на всеобщее обозрение темные плечи, обтягивает стройную фигуру. Его низ был вообще интересно обрезан наискось: с правой стороны чуть выше колена, а слева почти до середины лодыжек. На голове примостилась небольшая диадема, но зато сверкающая алмазным блеском. В ушах — сережки в виде маленьких березовых листочков с бриллиантовыми капельками росы на кончиках. На шее устроилась тонкая цепочка с каким-то замысловатым амулетом из нескольких переплетенных между собой рун. Глаза радостно лучатся, став цвета фиалки. А льняные волосы собрались в пышную косу до талии, и на самом низу ее даже примостился простенький легкомысленный бантик, белый в черный горошек.

Именно в таком виде Мерида и опустилась за стол, непринужденно устроившись на свободное место между профессором Мардер и незнакомым Гоше светловолосым тридцатипятилетним мужчиной с небольшим хвостиком на затылке. И взгляд, которым запнулся этот мужчина за Гошу, разглядывая первокурсников, Каджи совсем не понравился. Холодный, злой и колючий одновременно.

— Итак, — оживленно продолжил Этерник, — теперь, когда мы все в сборе, пора приступить к распределению. Прошу вас, Семен Борисович, сегодня эта честь по праву принадлежит вам.

А сам директор легкой походкой, словно ему лет двадцать всего, покинул трибуну и ушел к остальным учителям за стол. По пути его задержала Мерида, ухватив за руку. Этерник нагнулся к ней, и девушка что-то быстро прошептала ему на ухо. Тот только кивнул седой головой и занял место в центре стола.