Гай Гэвриел Кей - Песнь для Арбонны

— Пускай бог даст тебе вечный приют, — хриплым голосом произнес он, удивленный тем, как трудно ему говорить. — Кажется, я знаю, кто это сделал. Я отомщу ему за тебя.

Валери Талаирский выглядел бледным, как пергамент, при свете лун и факелов. Он один раз кивнул головой и закрыл глаза.

Блэз встал. Ни на кого не глядя и ничего не говоря, он зашагал прочь от причала. Кто-то отступил перед ним в сторону; только потом он понял, что это был Кузман, аримондец. Другие также расступались перед ним, но он едва ли замечал их. Его горло было забито пеплом, перед глазами все странно расплывалось. Сиварен на стреле. Белые перья, черно-белое древко. Блэз поискал в себе необходимую ему ярость и нашел, но не смог раздуть ее. Слишком большим было горе, холодное и липкое, свернувшееся щупальцами, как туман среди зимы. Половина горя относилась к Валери, оставшегося у него за спиной, а половина — к тому, к чему он сейчас шел, высокий и мрачный, словно скульптура с барельефа Древних, среди трепещущих факелов, дыма, шума и масок, а вдалеке — по-прежнему — звучал смех карнавала.

«Я отомщу ему за тебя». Последние слова умирающему брату-корану, члену давнего и почитаемого братства бога, почти другу здесь, среди чужой Арбонны, где почитают богиню. И очень возможно, что они были ложью, эти последние слова, самым худшим видом лжи.

Глава 6

Если бы Лиссет спросили в ту внезапно ставшую ужасной ночь или даже после, когда появилось время и тихое место, чтобы все обдумать, она не смогла бы объяснить, почему выскользнула из приметного синего плаща Бертрана де Талаира, не обратила внимания на настойчивый окрик Алайна и последовала за человеком по имени Блэз от залитой светом факелов пристани в темный лабиринт, в путаницу переулков, уходящих прочь от реки.

Возможно, дело было в том, как он покинул пристань, как в безудержной свирепости пролетел мимо аримондца, словно его не существовало на свете. Или, возможно, в потрясенном выражении его лица, когда он слепо прошел мимо всех них и нырнул в толпу. Она услышала слово «яд», выползшее, словно змея, оттуда, где лежал Валери. Его собирались отнести в самый большой храм Риан. Мужчины поспешно готовили парусное полотно, натягивали его между шестами. Его понесут на этих носилках. Толпа молча расступится, пока они пройдут, неся смерть, а потом снова станет шумно, еще более, чем прежде. Впечатляющее убийство внезапно вольется в опьяняющий карнавальный напиток и сделает эту ночь еще более памятной.

Лиссет знала, что трубадуры и жонглеры придут в храм, будут ждать и наблюдать, будут нести вахту снаружи, за стенами, многие ради Бертрана, а некоторые ради Валери. Лиссет раньше доводилось участвовать в таких бдениях. Ей не хотелось участвовать в этом сегодня.

Она пошла за кораном из Гораута.

Ей пришлось пробираться против течения в толпе. Люди спешили к реке, их привлекали слухи о каком-то происшествии или катастрофе, вымыслы праздника. Протискиваясь среди тел, Лиссет улавливала запахи вина и запеченного мяса, жареных орехов, сладких духов, человеческого пота. На секунду ее охватила паника, когда она застряла среди компании пьяных моряков из Гётцланда, но она увернулась от объятий ближайшего из них и рванулась вперед, ища взглядом того, за кем шла.

Его рост облегчал ей задачу. Даже на бурлящих улицах она видела его впереди, пробирающегося сквозь толпу, его волосы сверкали яркой рыжиной, когда он проходил под факелами на стенах старых, обветшавших складов. Это был не самый привилегированный район Тавернеля. Блэз Гораутский стремительно шел вперед, казалось, он наугад сворачивает в какие-то улицы, и двигался он все быстрее по мере того, как толпы редели вдали от воды. Лиссет обнаружила, что почти бежит, чтобы не упустить его из виду.

В одном тускло освещенном извилистом переулке она увидела, как какая-то женщина, в великолепном платье из зеленого шелка, в мехах и драгоценностях, с искусно сделанной маской лисы на лице, потянулась к Блэзу. Он даже не замедлил шага, ничем не показал, что заметил ее присутствие. Лиссет, торопливо шагая вслед за ним, внезапно вспомнила о своих влажных, обвисших волосах и загубленной блузке. Мелочи, сурово сказала она себе; стрела с белым оперением была выпущена сегодня ночью с ядом на наконечнике, и она предназначалась — не требовалось большой проницательности, чтобы это понять, — герцогу Талаирскому, а не его кузену, который незаметно для всех занял его место в маленькой лодке на реке.

Блэз Гораутский внезапно остановился на перекрестке улиц и в первый раз огляделся вокруг себя. Лиссет быстро нырнула в дверную нишу. И чуть не упала, налетев на тесно обнявшихся мужчину и женщину, которые прислонились к стене в темноте у самой двери. Нижняя часть туники женщины была поднята до талии.

— Ох, хорошо, — чувственным, протяжным голосом произнесла женщина, бросив на Лиссет томный взгляд, с легкой насмешкой в голосе. Ее маска соскользнула назад с лица и волос, и болталась на спине. Мужчина тихо рассмеялся, прижимаясь ртом к ее шее. Они оба одновременно протянули руки, сильные пальцы и тонкие пальцы, и притянули Лиссет в свои объятия.

— Хорошо, — снова прошептала женщина, прикрывая глаза. Ее окружал аромат полевых цветов.

— Гм, не совсем, — смущенно ответила Лиссет, помимо своей воли она почувствовала возбуждение. И вывернулась из рук обоих.

— «Тогда прощай, любовь, ах, прощай навсегда, любовь», — пропела женщина старый припев неожиданно жалобным голосом, но впечатление было смазано хихиканьем в конце, когда мужчина что-то прошептал ей на ухо.

Оказавшись снова на улице, в колеблющейся, неверной тени между двумя факелами на стенах, Лиссет быстро надела маску той женщины. Это была маска кошки; большинство женщин сегодня ночью выбрали маски кошек. Она увидела, как Блэз впереди взмахом руки остановил троих подмастерьев. Он что-то спросил у них. Со смехом они ответили и показали направление; один из них протянул ему флягу. Лиссет увидела, как Блэз поколебался, а потом взял ее. Струя темного вина полилась ему в горло. Лиссет это зрелище почему-то смутило.

Он свернул направо, туда, куда они указали. Она пошла за ним, прошла мимо подмастерьев быстрыми, осторожными шагами, готовая пуститься в бегство; здесь было слишком темно и мало людей. Дошла до поворота и посмотрела вдоль улицы, уходящей вправо. Там было еще тише, выше и дальше от реки и от базарной площади. Дома становились все более внушительными, явно более богатыми, дорога была лучше освещена, чем раньше, фонарями, горящими в затейливых канделябрах на наружных стенах — один из самых верных признаков богатства. Две девушки, наверное, служанки, весело окликнули ее, перегнувшись через резную каменную балюстраду. Лиссет шла дальше. Блэз, быстро и размашисто шагая, уже свернул за угол впереди. Она пустилась бежать.