Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

В другое время такая подборка немало позабавила бы чародея, и он провел бы многие часы, листая эти книги, разглядывая картинки, хватая на лету забавные факты и воображая, какими были те, кто эти книги заказал…

Но не теперь.

Теперь у него была четко сформированная цель (впервые за всю жизнь, мельком осознал вдруг он), и он будет ее преследовать с энергией и упорством ограбленной комнатной пчелы.

Стеллаж с книгами по магии обнаружился быстро — в углу, прямо за низким столом — дубовой доской на четырех брусках, почерневшим от времени и книжной пыли, и таким же неказистым стулом, отличавшимся от стола только наличием спинки. Здесь же стояла лестница к верхним полкам.

Быстро окинув взглядом корешки нижних рядов, Агафон вздохнул и, проверив надежность лестницы — громоздкой, черной и дубовой, как и все здесь, что не громоздкое, серое и каменное, полез вверх.

Этого и следовало ожидать. Такой опытный маг, как его дед, не будет читать "Основы интонирования заклинаний первого уровня".

Хотя они в его библиотеке и есть — вон, на третьей полке сверху виден знакомый лиловый корешок с большой красной цифрой "раз". Интересно, это учебник Костея, или…

Металлический скрежет и гул снова потрясли библиотеку.

С полок посыпалась испуганная пыль.

И специалист по магическим наукам.

— Агафон?

Раздраженный голос с неменьшим количеством металла, чем все двери замка, вместе взятые, напугал, застал чародея врасплох, покачнул лестницу, и…

— Зд-дравствуй, д-дед-д-д… ваше величество, — донесся глухо из-под стола дрожащий голос. А вслед за ним показался и весь Агафон.

Вошедший оглядел чародея — вернее ту его небольшую часть, которая виднелась из-под стола — и его узкое бледное лицо приняло брезгливое выражение.

— Ты штукатурил коридор?

— Н-нет, а…

— Тогда что это за краска на твоем лице и на одежде?..

— На меня упала кисть… — начал было объяснять Агафон, но замолк, представив себя глазами царя — неуклюжего, грязного, жалкого, оправдывающегося в том, в чем он не виноват…

Не говоря больше ни слова, Костей сделал шаг к магу-неудачнику, вытянул руку и пошевелил пальцами, как будто соскребая что-то невидимое.

На груда его вспыхнул алым и погас самоцвет размером с яблоко в оправе из золота и на массивной золотой цепи.

Агафон искоса, но быстро окинул себя взглядом и не увидел на куртке ни штукатурки, ни пыли.

— Как вы это делаете? — восхищенно вытаращил он глаза.

— Магия, — покривил губы Костей. — А ты, я слышал, закончил свое обучение досрочно?

— Вы все знаете… — поник Агафон. — Меня все-таки выгнали…

— Да. Как полностью ни на что непригодного и без единой искорки магических способностей.

— Они ошибаются! Я позже всех студентов начал обучение! Так нечестно!..

— Кель кошмар, — сделал большие глаза Костей, почему-то смутился, разозлился от этого еще больше и, как будто обвиняя в своей мимолетной неловкости внука, ткнул в его сторону перстом:

— У тебя уже перед практикой отобрали твою палочку!

— Временно!

— Они уже тогда знали, что практику тебе не пройти, ты, позор нашего рода! Ничтожество! Болван! Недоумок!

— Я буду учиться! Я пересдам! Я восстановлюсь!..

— Раньше надо было думать, — презрительно фыркнул Костей. — Только тебе нечем, судя по всему. У меня конюхи умнее тебя! Да что конюхи — лошади!

— Но так делается!.. Я слышал!..

— Делается, — покривил он губы. — Но к тебе это не относится, Агафон. Из тебя не выйдет даже посредственного мага, затрать ты на это хоть еще двести лет. А у меня больше нет времени тебя ждать. Даже несколько дней.

— Ваше здоровье…

Костей сухо закашлялся, как будто муха попала ему в горло. Хотя, возможно, это был просто смех.

Чародею стало жутко.

— Агафон. Я бессмертен, если ты забыл и это, — обнажил он зубы в деревянной улыбке. — Одно из преимуществ бессмертия то, что тебе не приходится беспокоиться о здоровье.

— Но, простите мое любопытство…

— В последнее время я тебе и так слишком много прощаю, — холодно оборвал его зарождающийся вопрос царь. — Твое разгильдяйство в школе. Твое пренебрежение моими пожеланиями. Твое содействие этому ничтожному лукоморцу в уничтожении моей гвардии…

— Но они хотели нас убить! — воскликнул Агафон.

Костей покривился.

— Хотели бы — убили бы. Это умруны, не кто-нибудь. И ни ты, ни твой… дружок… им бы не помешали. Ваша развеселая компания стоила мне восьмидесяти двух солдат — восемьдесят два дня моей жизни были выброшены для вашего удовольствия!.. Восемьдесят два!

— В смысле? — наморщил лоб чародей. — Что значит — восемьдесят два дня вашей жизни? Я не понял…

— Потом объясню, — снова отмахнулся Костей.

— А где находится Иван?

— За него не переживай. Он никуда не денется.

— Где он?

— Прикован к крыше Пальца — башни для особо важных… гостей, — Костей снова скривил губы, и Агафон понял, что царь изволили пошутить. — Ты ее видел, во дворе. При старом хозяине там была обсерватория, но я решил, что незачем терять такой интересный объект для глазения на какие-то глупые звезды.

— Что вам от него надо? — набычился Агафон. — Он клянется, что не наносил вам обид никогда ни словом, ни делом!

— Потом объясню, — небрежно махнул рукой царь и огляделся. — Смотри-ка. Пока мы с тобой разговаривали, на улице почти стемнело.

— Где здесь свечи, я зажгу…

Костей снова закашлялся смехом, от которого у Агафона, и без того находящегося на грани нервного срыва, захолодело все внутри. Не говоря ни слова, царь ткнул указательным пальцем правой руки куда-то вверх, и мгновенно под потолком зажглась огромная железная люстра колесом с сотней свечей по кругу.

На груди царя снова вспыхнул раздутым угольком самоцвет.

— Задернем шторы, — Костей повел рукой, и черные шторы на всех четырех окнах медленно поползли навстречу друг другу.

Камень на груди разгорался вся ярче.

— Какую книгу ты хотел взять?

— "Основы интонирования заклинаний первого уровня".

— Недалеко же ты ушел… внучок… — Костей, поморщившись, гадливо выплюнул это слово как муху и повел рукой — с полки вылетела нужная книга и ударила Агафона в грудь. — Если ты решил повторять пройденное, тебе пригодится еще эта… эта… эта… эта…

С каждым словом царь скрючивал свои длинные тонкие пальцы, и фолианты послушно, как дрессированные канарейки, слетали со своих насестов и мчались к Агафону — тот едва успевал перехватывать их и складывать на стол.

Камень на груди Костея горел при этом как маленькая сверхновая.