Slav - Проклятие Слизерина

Антонин в первый же день наотрез отказался «просиживать драгоценное время в пыльном склепе», одно дело простукивать стены Хогвартса на наличие тайников, и совсем иное «строить из себя заумника». Августус все еще злился на Антонина за сумасбродную выходку на уроке Заклинаний, и как следствие не рвался помогать с пророчеством. Том и Элджи, не сговариваясь, сошлись на том, что вмешиваться в распри давних друзей не стоит.

Дальновидный Сенектус выбрал удачное для их четверки наказание, только жаль, не на всех оно оказывало должное действие. Ведь перечить Антонину однокурсники не решались, поскольку у него от слова до дела лишь крохотный шажок, а ходить с подбитым глазом никому не хотелось, Элджи и Тома вообще обходили стороной, что нисколечко их не задевало. Августус единственный, кому наказание Сенектуса стало поперек горла, он крайне болезненно терпел недоброжелательные взгляды недавних приятелей и знакомцев. Ко всему прочему Том все чаще стал ловить на себе подозрительный взгляд Августуса, от которого внутри каждый раз шевелилось что‑то липкое.

На уроках Заклинаний было заключено негласное перемирие: Антонин больше не пытался досадить профессору Флитвику, а тот в свою очередь не злопамятствовал. Увлекательный предмет вскоре заставил всех позабыть о недавнем инциденте, все внимание учеников притягивали легкие взмахи палочкой и мудреные формулы на латыни.

Вечерние занятия с братом и чернильные шпаргалки на ладонях помогали даже тугодуму Элджи справляться с практикой на уроках Заклинаний, Трансфигурации и Защиты от Темных искусств. В такие вечера Том силком тащил в библиотеку Антонина, польза от такой компании была только одна – навязчивая мадам Лайбрериан не лезла с расспросами, да и охочий до сплетен О’Бэксли обходил стороной.

Том ходил вдоль бесконечных стеллажей, придирчиво выбирая нужные книги, Антонин с видом мученика тащил следом стопку уже отобранных фолиантов. У Тома вырывался вздох досады, когда в руках Антонина уже не было места, а на полках оставались сотни и сотни книг. Появление первокурсников на верхних библиотечных ярусах могло привлечь ненужное внимание, вызвать подозрение, потому Том с легкой завистью наблюдал за старшекурсниками.

Нагруженные книгами они устраивались за каким‑нибудь неприметным столом, куда редко заглядывали другие ученики, и Том принимался искать ключевые слова на пожелтевших страницах. Никакие стенания и скулеж не могли его разжалобить, потому, чтобы не уснуть от тоски, Антонин принимался искусно мастерить пергаментных птичек. Когда мадам Лайбрериан надоедало прибирать вокруг их стола, а Тому слушать протяжные зевки Антонина, тогда‑то ребята и покидали библиотеку.

Так незаметно пролетела первая неделя обучения. Понедельник с самого утра обещал быть скверным.

Том в задумчивости машинально кормил Корникса, когда из ванной раздался душераздирающий вопль. Вслед за воплем в комнату ворвался мокрый и всклокоченный Элджи. Размахивая полотенцем, он, словно спугнутый заяц, прыжками пересек комнату, с ходу сиганул на свою кровать.

Том с непониманием посмотрел на Элджи, грудь того часто вздымается, а глаза от страха широко распахнуты. Элджи попытался утереть пот со лба, но, заметив, что все еще сжимает полотенце, пронзительно взвизгнул. Отверженное полотенце звучно шмякнулось об каменный пол.

— Он–но шевелится… – с трудом выдавил Элджи, – и у него в–волосатые лапки.

— Элджи, у полотенец не бывает лапок, тем более волосатых.

Но Элджи не отвечал, на побледневшем лице застыло выражение крайнего ужаса. Антонин подхватил учебник по Астрономии, крадучись приблизился к полотенцу.

— Сейчас посмотрим, что у него там за лапки…

Попросту говоря, Антонин сначала хотел огреть подозрительный предмет учебником, а уж потом проверить его на наличие волосатых лапок. Том внимательно наблюдавший за полотенцем, на долю секунды заметил, что махровые складки едва заметно шевельнулись, и тут неожиданно вскрикнул Августус.

— Нет! Не тронь. Это же Фас!

Антонин замер с занесенным учебником, когда Августус рванулся к полотенцу, затем бережно отхватил от него клочок. Элджи с открытым ртом сполз по стене: клочок неторопливо сменил окраску с зеленого на черный, при этом лениво перебирая десятью кривыми лапками. Том хмыкнул: в руках Августуса был обыкновенный паук. Разумеется, если обыкновенным можно назвать паука, который при маскировке меняет окраску и имеет пять пар ходильных лап.

Августус бросил на Антонина лютый взгляд.

— Долохов, ты едва не убил моего паука.

— А нечего разбрасывать своего криволапого где попало, – рассердился Антонин. – Элджи чуть не околел от страха.

Элджи закивал часто–часто, вид у него все еще перепуганный. Августус проигнорировал колкое замечание, с заботой поглаживая, вернул свободолюбивого паука Фаса в стеклянный террариум.

Урок Травологии, что вела профессор Эплтри, проходил в больших теплицах рядом с за́мком. Три раза в неделю первокурсники спускались в теплицы для изучения волшебных трав, растений и корнеплодов, одни из которых использовались в пищу, другие служили ингредиентами в лечебных или ядовитых зельях.

Том находил предмет вполне сносным, но по понедельникам Травология проходила совместно с пуффендуйцами, а значит, следовало держаться от них подальше. В особенности от пуффендуйки по имени Бонни Миртл, та умудрялась спотыкаться даже на ровном месте. В прошлый четверг на уроке Астрономии она не понятно как изловчилась толкнуть Большой телескоп, который одним махом едва не пришиб всех первокурсников и профессора Клепсидру в придачу. Разумеется, Пуффендуй за это получил законные штрафные очки, но рассерженный Августус до самой спальни ворчал, что наказание слишком пустяковое. Его же предложения о наказании Тому больше напоминали методы средневековой инквизиции, даже Антонин смутился такой изощренности.

Вопреки плохим ожиданиям Травология, а затем и Заклинания, прошли на удивление мирно, но Тома не покидало странное ощущение, чем‑то схожее с духотой, что держится в воздухе в преддверии грозы.

Во время обеда по столам факультетов пошел взволнованный шепоток.

— Вы уже слышали?

— Нет, а что?

— Скоро будут уроки полетов на метле!

— Да ну?..

— Вот тебе и ну.

— И когда же?

— В эту среду, если не ошибаюсь…

— Да–да в среду. Я тоже слышала.

Августус оторвался от бульона, внимательно прислушался к разговорам за столом Когтеврана.

— Антонин.

— Ну?

— Ты хотел знать, когда начнутся полеты? В эту среду.

Антонин замер, как памятник голодному мальчику, с ножом в одной руке и вилкой в другой, подозрительно сощурился: Августус в первый раз за последние дни заговорил с ним.