Дэвид Дархэм - Кровавое заклятие

В цитадели Хэниша уже ждал его помощник, Арсей. Он протянул вождю крошечный свиток.

— Письмо от Маэндера. Тасрен пробрался на Акацию, спал там и ел, и враг ничего не заметил. А потом Тасрен пришел на банкет и ткнул Леодана илахским кинжалом. Идиллия закончилась.

Хэниш взял записку и повертел в пальцах, не читая. Мысли о брате не покидали его с того дня, как Тасрен уехал, и все же Хэниш ощутил укол стыда оттого, что не думал о нем несколько часов. В чужом краю, один, окруженный врагами, ежеминутно подвергаясь опасности… В сравнении с этим мазерет казался детской игрой. Хэниш знал, что Тасрен всегда чувствовал себя худшим из братьев. Самый младший, не столь уж искусный воин, стоящий дальше всех в роду от славного имени отца. Быть третьим сыном в Мейне непросто. Но эдакая заноза в мозгах может оказаться благом, если она побуждает человека к действию. Так гласит мейнская мудрость.

— А что же мой брат?

Арсей отвел взгляд.

— Он просит, чтобы Мейн славил его имя. — Арсей произнес древнюю формулу, обозначающую, что человек принял смерть, достойную воина.

— Так и будет, — твердо проговорил Хэниш. Он приказал Арсею назначить совет генералов на следующее утро. Затем велел отправить двух посланцев — одного в горы, предупредить скрытую там армию, что время пришло, второго — к Маэндеру в Катгерген, чтобы спустил с привязи нюмреков. И еще Хэнишу пора было привлечь к делу наемников — морских офицеров, так долго гостивших в его скованной льдом цитадели. До сих пор они лишь пили грог, ели, спали и развлекались; пришло время отрабатывать аванс. Мейн находился за тысячу миль от моря, но у него был свой флот — еще один секретный проект, на воплощение которого ушли долгие годы. Скоро флот двинется на юг…

— Я встречусь с ними завтра, — сказал Хэниш. — Предупреди моего секретаря, он мне тоже понадобится. Нынче ночью я отсижу всенощную с предками, поведаю им про судьбу Тасрена. И еще мне нужно провести ритуал очищения после мазерета. Ночь будет долгая…

При упоминании о предках Арсей склонил голову, да так и не поднял ее. Когда помощник уходил, Хэниш чувствовал его страх. На людях он это осуждал: не след бояться предков, пусть даже они — воплощение гнева и ярости. Однако и у Хэниша сжималось горло, и ледяная рука стискивала сердце. Не надо бояться Тунишневр, но все боятся. В священной усыпальнице предков бурление энергии живых мертвецов чувствуешь так же остро, как ощущаешь жару или холод на своей коже. Души умерших мейнцев, застрявшие между двумя мирами, посередине безвременья, кипели от гнева и ненависти. И требовалось немало отваги, чтобы встретиться с ними лицом к лицу.

Хэниш немного постоял в одиночестве, собираясь с мыслями, прикидывая расстановку сил и пытаясь сложить все происходящее в единую картину. Уже родилось двадцать третье поколение со времени Воздаяния. Уже родилось…

Если Тунишневр правы — а они, конечно же, правы, — все в мире изменится, и очень скоро.

Глава 21

Впоследствии Коринн будет часто сниться последнее объятие. Оно станет проклятием, ночным кошмаром. Сплетение рук детей и тело умирающего отца. Принцесса знала: отец не хотел, чтобы прощание было таким, он пытался сделать все как-то иначе, он любил их и не желал видеть их горя. Она знала — но это не имело значения. Коринн стояла и смотрела, хотя более всего ей хотелось кинуться прочь, чтобы ничего не видеть. Некоторые вещи лучше оставлять незавершенными. Незаконченными.

То, что происходило в комнате короля между ним и его детьми, было просто. Он ждал, полусидя среди подушек. Коринн отстала, когда дети кинулись к Леодану и упали на колени возле его постели. Дело было даже хуже, чем она себе представляла. Человеческая развалина… Коринн думала об отце всю предыдущую ночь, о том, как он мучается, какие боли его терзают. Может быть, он уже умер… Картины, одна другой ужаснее, возникали в ее воображении. Но наконец увидеть это наяву… Словно демон под маской, тревоживший ее сны, наконец был явлен взору при свете дня. Однако это отнюдь не успокоило Коринн. Напротив — демон оказался еще кошмарнее, чем она себе представляла. Ей хотелось повернуться и убежать. Наверное, Коринн так и сделала бы, но с того момента, как девушка вошла в комнату, глаза короля были прикованы к ней.

Остальные бормотали какие-то слова утешения и ободрения, выражая надежду, что отец скоро поправится. Леодану надоело это слушать. Он взмахнул рукой, призывая к тишине. Дети замолкли и замерли в ожидании. Коринн первая поняла, что отец не в состоянии разговаривать, что он чудовищно слаб и, вероятно, уже умирает. Он не мог ничего им сказать, не мог высказать последние пожелания. Отец не сумеет, поняла Коринн, сдержать слово, которое ей дал…

Она раньше других поняла, что означают его воздетые руки. Король поднял их и развел в широком жесте. Слабые, худые дрожащие руки… Аливер отступил на шаг, очевидно, полагая, что отец таким образом призывает их выслушать какую-то речь. Важные и значительные слова. Но все было совсем не так. Король просто держал в воздухе руки, разведенные в стороны, пока дети наконец не поняли его и не приняли приглашение. Они неуклюже столпились вокруг постели и обняли отца. Коринн подошла последней. Лишь теперь она поняла, как ужасно то, что здесь происходит. Как жутко — лежать на умирающем человеке, молча, вцепившись друг в друга и обливаясь слезами.

Таковы были последние минуты, которые дети провели с отцом. Коринн убежала из комнаты, хотя Мэна умоляла ее остаться с ними. Это последнее объятие должно было укрепить узы между ними, но Коринн оно показалось тяжелыми оковами. Она сбежала, как только появилась такая возможность — спряталась в личных покоях и приказала охране никого не пускать.

Так, сидя за закрытыми дверями своей комнаты, немного позже тем же днем Коринн получила весть о смерти отца. Сперва начались перешептывания в коридоре. Потом, несколько секунд спустя, огромный колокол на одной из самых высоких башен начал звонить — медленно, глубоко и скорбно. В перерывах между ударами девушка слышала горестные вопли и завывания слуг; потом этот всеобщий плач распространился по дворцу, выплеснулся в нижний город и в порт, чтобы оттуда разнестись по миру. Коринн изо всех сил прижала ладони к ушам и все равно не смогла избавиться от ужасающих звуков.

Следующая неделя прошла как в тумане. Если бы у Коринн был выбор, она заперлась бы в своей комнате и прекратила все контакты с внешним миром. Увы, ее присутствие требовалось каждый день, каждый час, хотя Коринн ничего в общем-то толком не делала. Пустая раковина, которую обнимали, которой кланялись, перед которой прятали слезы. Она стояла рядом с братьями во время заупокойной молитвы, пока барабанщики выстукивали медленный траурный марш, исполняемый только для умерших монархов. Сидела, слушая и не слыша бесконечные потоки слов соболезнования, длинные речи во славу Леодана. Аристократы, сановники, чиновники высшего ранга всплывали перед ее взглядом и говорили, говорили, говорили бесконечно. Слова наслаивались друг на друга, сливались в неразборчивый гул, теряя смысл. Коринн понимала, что за скорбным фасадом прячутся совершенно другие чувства — страх, недоумение, беспокойство. Люди шептались об ужасных последствиях, которые могла повлечь за собой смерть монарха, о страшной угрозе на горизонте. Коринн не было до этого дела. Она полностью погрузилась в собственное горе, и происходящее в большом мире не волновало ее.