Кассандра Дженкинс - История катаклизма. Книга вторая. Пятый Аспект. Часть 1

Пламя наступало, лишая последних жизненных сил. Джайна понимала, если Ноздорму все еще здесь, значит, у нее еще есть шанс, значит, еще не вся потеряно. Она не собиралась бороться, желая лишь одного, чтобы боль прекратилась как можно скорее.

Ноздорму нахмурился. Пламя, окружавшее Джайну, на какое-то мгновение прильнул к ее стопам, стелясь по земле. Бронзовые волосы отливали плавленым золотом, а татуированные на плече черные змеи двигались, переплетая свои хвосты.

— Прощай, Джайна Праудмур, — прошептал Вневременный.

Огонь взорвался тысячью окрепших искр. Окружил обессиленную Джайну, смыкаясь над ее головой, сжигая воздух, питаясь ее жизнью. Джайна рухнула наземь. Живот пронзила острая боль, и впервые она закричала в полную силу, согнувшись пополам, прижимая к себе колени. Огненный клубок внутри нее переворачивался и шевелился, ломая оставшиеся кости. Кипящая кровь хлынула туда, где горели осколки костей. Острые осколки костей, подхваченные бурлящим потоком, вспарывали тонкие, утратившие упругость вены.

Пролитая кровь вспыхивала, соприкасаясь с огнем. Пламя бежало вверх по кровоточащим струйкам, проникая все глубже в ее раны, смешиваясь с тем огнем, что бушевал внутри ее тела. Теперь обе стихии встретились внутри нее, соединились, укрепив свои силы, умножив их, теперь Джайне Праудмур суждено было только погибнуть.

Ослабевшая, она послушно отдавалась огню так же, как когда-то давно, позволяя язычкам пламени скользить по ее измученному телу, проникать все глубже. Но это пламя не ласкало, питая нежностью, оно несло лишь смерть и разрушения.

Ночь накалялась, ночь сгорала, и Джайна Праудмур должна была сгореть вместе с ней. Ведь это была совсем другая ночь.

Обжигающие капли одна за другой коснулись ее пылающих щек. Легкий бриз ворвался в охваченный стихией круг, заставив ровное пламя вздрогнуть, шевельнуться в недоумении. Джайна перевернулась на спину, подставляя каплям свое лицо. Неожиданный ледяной дождь усиливался. Градинки разбивались, покрывая сожженную плоть Джайны снежным прахом, облегчая ее страдания. Она с наслаждением проглотила несколько льдинок целиком.

Джайна не ощущала своего тела, будто провалившегося в пустоту. Притоптанный дождем, огонь с возмущенным шипением еще вспыхивал вокруг нее, но губительное пламя все же медленно, но верно отступало. Манящая прохладной темнота, поглотившая все звуки, надвигалась на Джайну. Огонь навсегда покинул ее тело, оставив саднящую пустоту.

«Мы не прощаемся, Ноздорму», — подумала она прежде, чем ночь сомкнулась над ее изуродованным телом.

Глубоко посаженные, черные глазки-бусинки внимательно глядели на нее. Округлые уши, покрытые черной шерстью, вздрагивали, готовые уловить хоть малейшее изменение в ее дыхании.

— Хейдив, — прошептал в сторону черно-белый медведь, сидевший у ее постели, — она пришла в себя.

О, Свет… Сначала обезумевший Аспект и мурлоки, а теперь пандарены. Неужели отныне ее жизнь неразрывно связана с легендами Азерота?

В поле зрения Джайны появился второй пандарен, крупнее того, которого она увидела первым. Пандарен, названный Хейдивом, помахал перед лицом Джайны белой лапкой с пятью черными подушечками.

— Вы меня слышите?

Ее голосовые связки все еще не вернулись к своим прямым обязанностям. Испытание пламенем не было лишь частью ее воображения. Это подтверждали и обмотанные хлопковыми бинтами руки. С чего бы мишкам-лекарям делать это, если бы огонь был лишь игрой ее воображения?

Не способная говорить, Джайна закрыла веки, надеясь, что пандарен поймет ее.

«После огненной тюрьмы я долгое время не говорил — голосовые связки никак не восстанавливались».

Джайна моргнула несколько раз, и только тогда дымка, размывающая пандаренов в двухцветные пятна, исчезла. Когда же она перестанет слышать его голос, эти внезапно всплывающие в сознании фразы?… Освобожденный Азшарой, черный дракон долгое время не мог говорить. Даже когда его кожа исцелилась от шрамов и ожогов, голос по-прежнему к нему не возвращался. Неужели она способна пережить то же, что и он, и остаться в живых?

— Вам больно? — спросил пандарен Хейдив.

Лучше бы он не спрашивал.

Стараясь успокоиться, Джайна глубоко вздохнула. Ее ребра разошлись и так и не смогли вернуться обратно, что-то неимоверно колючее впилось в ее легкие. Перед глазами потемнело. Только с помощью пандаренов она смогла принять прежнее положение тела, не причинявшее столько боли.

— Он сломал вам ребра, — с сожалением сказал другой пандарен.

Воображение рисовало черного дракона, который скидывал ее со своей спины в бушующее море. Над ее головой жалобно скрипела пристань Терамора, а волны несли под днище шатающихся, как маятники, огромных — особенно вблизи — кораблей. Но внезапно она поняла, кого имел в виду пандарен.

Рука медленно, скользнув по болезненным ребрам, коснулась плоского живота. Тазобедренные кости тянулись вверх, как острые горы. Она помнила клубок огня, который разгорался внутри нее с каждым днем все сильней. Именно он ломал ей кости, как сухие тонкие ветви, когда колотил изнутри, требуя внимания.

— Эймир-Ха! — воскликнул Хейдив, заметив испуг Джайны.

Но под ее пристальным, требовательным взглядом второй пандарен, которого Хейдив назвал Эймир-Ха, рассказал ей все от самого начала — как бронзовый дракон принес ее в Пандарию, как приказал заботиться о ребенке и как потом сам же забрал ее сына.

Мальчик. Это действительно был мальчик. Ради него Ноздорму проник в терзающий ее кошмар, где распрощался с ней. Но отчего же она до сих пор жива?

Прохладный компресс коснулся лба, и Джайне вспомнился ледяной дождь. Неужели это пандарены спасли ее? Но как мог Вневременный не предвидеть этого?

— Вам все еще очень больно, — сказал пандарен Хейдив.

Пандарену не требовался ответ, но Джайна, подтверждая его слова, вновь закрыла глаза.

— Выпейте.

Она сделала несколько глотков чего-то терпкого, но сладкого из глиняной чаши.

— Вы будете жить, леди Джайна, — прошептал Хейдив, сменив холодный компресс на лбу. — Вы пришли в себя. А значит, будете жить. Осталось только окрепнуть.

Голос Хейдива был полон спокойствия, и это передалось Джайне. А может, начало действовать принятое обезболивающее лекарство. Черные глаза пандарена излучали заботу и внимание, и это напомнило Джайне кое о ком очень важном, но бездна овладела ее сознанием раньше, чем она смогла осознать что-либо.

Первым, о чем попросила Джайна, когда смогла хоть немного говорить, стало зеркало. Возле ее постели дежурила незнакомая ей пандаренка с повязанным вокруг талии передником. Услышав просьбу Джайны, она испугалась, прижав черную лапку к белой манишке на груди.