Дэвид Геммел - Троя. Повелитель Серебряного лука

На берегу разожгли несколько костров, и группы моряков направились вглубь острова в поисках дров и пресной воды. Гершом остался на борту корабля. Его руки все еще сильно болели, чтобы держать веревки и спуститься на песок. Несмотря на это, он чувствовал, как к нему начала возвращаться сила. Геликаон тоже остался на «Ксантосе». Наступил вечер, загорелись огни, но люди были молчаливыми.

Когда рассеялся туман, и на ночном небе появились яркие звезды, один или два моряка заснули. Большинство бодрствовали, и Гершом, дремавший на корме, увидел, что они собрались большой группой и разговаривали тихими голосами.

Геликаон принес Гершому немного еды, кусок сыра и вяленого мяса. Еще он протянул египтянину бурдюк с водой.

— Как твои руки? — спросил он.

— Я быстро выздоравливаю, — ответил Гершом, с благодарностью принимая еду. От сыра исходил приятный запах, мясо было приправлено и таяло на языке. Геликаон стоял на корме, глядя на берег и собравшихся там людей. Гершом немного понаблюдал за ним, вспомнив, как тот спрыгнул на палубу врага. У команды навсегда в памяти останется вид горящих людей, оставшихся в живых после боя. А Гершом запомнит молодого царевича в доспехах, который прокладывает себе дорогу сквозь микенские ряды. Он безупречно владел мечом, его нападение невозможно было остановить.

— Боюсь, твоя команда не очень счастлива, — сказал египтянин, нарушив молчание.

— Они — хорошие люди, смелые и честные. Зидантос прекрасно разбирался в людях. Он нанимал только людей с сердцем. Сегодня они будут думать о нем. Как и я.

— Мне кажется, они будут думать не только о нем.

Геликаон кивнул.

— Да, не только о нем, — согласился он. — Ты хорошо сражался сегодня. Зидантос гордился бы тем, как ты обращаешься с его дубинкой. Если хочешь, оставайся у меня служить.

— Я собирался покинуть корабль в Трое.

— Многие захотят это сделать, — сказал Геликаон. — Ты, однако, должен подумать о разумности этого решения.

— Почему это не очень разумно?

Геликаон отвернулся от берега, и египтянин почувствовал силу его взгляда.

— Какое преступление ты совершил в Египте?

— Что заставило тебя задать такой вопрос? — уклонился от ответа Гершом.

— Ты осторожный человек, египтянин, и мне нравится это черта. Но сейчас не время секретов. Толстый царь рассказал мне, что послы-египтяне в каждом порту спрашивают о сильном чернобородом беглеце, который может называть себя Гершомом. Объявлена награда в большую сумму золота человеку, который выдаст его правосудию. Поэтому я спрашиваю тебя снова, какое преступление ты совершил?

У Гершома сердце оборвалось. Он не понял — хотя ему следовало — что его дед отправит людей в такую даль, чтобы поймать его.

— Я убил двоих царских стражников, — ответил он.

— Они искали тебя, чтобы взять под стражу?

— Нет. Я видел, как они напали на женщину, и бросился остановить их. Стражники вытащили мечи. Поэтому я убил двоих из них. Я был пьян и не контролировал себя. Сейчас я об этом, конечно, сожалею.

— Если они напали на женщину, ты прав, что остановил их.

— Нет, не прав. Она была рабыней, если стражники решили поохотиться на рабов, это не преступление. Женщина не должна им сопротивляться.

— Поэтому ты убежал.

— В наказание за мое преступления мне должны были выколоть глаза, а затем сжечь заживо. Никакого бальзамирования, никаких прогулок с Осирисом в Легендарных землях, никакого будущего среди звезд. Да, я сбежал. Но кажется, в Зеленом море нет безопасного убежища.

— Ты будешь в безопасности среди моей команды в Дардании. Мы перезимуем там.

— Я подумаю о твоем предложении, Геликаон. И благодарю тебя за это.

Счастливчик вздохнул.

— Не нужно благодарности, Гершом. Многие моряки оставят меня, когда мы достигнем Трои. Я не могу позволить себе потерять хорошего бойца такого, как ты.

— Я уверен, что ты мог бы убедить их остаться.

Геликаон печально ему улыбнулся.

— Только рассказав правду, а я не могу себе этого позволить.

— Тебе нужно объяснить мне эту загадку, — сказал Гершом.

— Может, так и сделаю, когда узнаю тебя получше.

— Что сейчас происходит?

— Мы упустили Коланоса, и сезон почти окончен. Я возобновлю эту охоту весной. Даже если на это потребуется вся моя жизнь, я найду его однажды. Или его доставят ко мне.

— Нет более могущественной силы под звездами, чем ненависть, — заметил египтянин.

— Ненависть не слишком хорошее чувство, и от нее невозможно освободиться, — с горечью ответил Геликаон. — Но, даже зная это, я не успокоюсь, пока Коланос не умрет. Даже зло нельзя оставить безнаказанным.

— Ты пошлешь убийц?

— Нет, я найду его сам.

Геликаон замолчал.

— О чем ты думаешь? — спросил Гершом.

Счастливчик глубоко вздохнул, затем медленно выдохнул.

— Я думаю о моем отце, о том, когда я в последний раз видел его. Его подстерег наемный убийца. Он отрезал ему ухо. Не знаю зачем.

— Ты не нашел того, кто приказал это сделать?

— Нет. Мои люди все еще ищут его. Я назначил награду за информацию. Пока ничего не выяснили. Как и Коланос, этот человек, который заказал смерть моего отца, умрет. Я дал клятву.

Человек на берег что-то говорил громким голосом. Гершом подошел к борту и посмотрел вниз. Это был Ониакус. «Услышь наши слова, о Гадес, повелитель глубокой тьмы, — закричал он, — потому что некоторые из наших друзей отправятся в твои земли в поисках Елисейских полей!» Моряки начали петь.

Геликаон перебрался за борт и спустился на берег. Люди, оставшиеся на корабле, собрались вокруг Гершома и тоже начали петь. Песня была печальной — прощальная песня смерти. Когда она закончилась, Гершом увидел, как Геликаон вышел в круг людей на песке. Он начал рассказывать о Зидантосе, о его смелости, любви к семье и товарищам, о его верности и величии духа. После него снова заговорил Ониакус. Он тоже говорил о Зидантосе и Эпее, других погибших, но его истории были короче и более личными: о щедрости и чувстве юмора Вола, о страсти Эпея к азартным играм. Другие моряки тоже начали вспоминать, и в заключение своей истории каждый пел: «Услышь наши слова, о Гадес…» Гершому пришло в голову, что где-то на этом побережье еще одна команда, возможно, пела ту же песню и оплакивала смерть своих друзей, которые погибли во время нападения на «Ксантос».

Пробравшись сквозь толпу людей, собравшихся у борта, египтянин подошел к центру корабля и сел на палубу, потом лег на спину и посмотрел на небо. Гершом задумался, слышат ли их боги. Есть ли им дело до ничтожных жизней тех, кто почитает их. Оплакивает ли золотой Осирис наши потери? Скорбит ли Исида вместе с нами? Или Иегова, мрачный бог одиноких рабов? А огнедышащий Молох ассирийцев?