Леонид Бутяков - Меч Владигора

После столь очевидных доказательств искренности Филькиных разъяснений Ждан был вынужден скрепя сердце признать, что излишне погорячился, обвиняя птицечеловека в дурном умысле. Хотя он по-прежнему не до конца понимал намерений чародея, в преданности Белуна князю Владигору и всему Синегорскому княжеству никто и никогда не посмел бы усомниться. Если Владигор и его маг-покровитель решили поступить именно таким образом, значит, на то были очень серьезные причины. Придет срок — все обязательно прояснится.

Это и старался Ждан втолковать разгневанной Любаве. Но где там! Она ничего не хотела слушать. Упоминание о видении, посланном чародеем, ее ничуть не вразумило. Похоже, все эти видения она считала пустой выдумкой.

Наконец Ждан не выдержал и в отчаянии воззвал к Фильке, до сего момента безучастно стоявшему возле окна гридницы:

— Ну хоть ты-то подтверди, что говорю чистую правду! Почему я один должен расхлебывать не мною заваренную кашу?!

Филимон хмыкнул:

— Разве женщину словами убедишь? Это они кого угодно заболтать-заморочить могут, а нашему брату того же не позволят. Верно, Любавушка? — По-птичьи наклонив голову, он взглянул на княжну. — Одно средство осталось: коли словам нет веры, может, собственным глазам поверишь?

Он быстро взмахнул руками, звонко защелкал языком и… превратился в князя Владигора.

Любава отпрянула, громко вскрикнув. На ее испуганный голос в гридницу ворвался стражник. Обнаженный меч в его руке готов был располовинить любого наглеца, посмевшего обеспокоить повелительницу Синегорья.

Увидев рядом с Любавой князя и его верного сотника, стражник замер в недоумении. Он точно знал, что Владигор сюда не входил. Или в гридницу имеется секретный ход, о котором даже дворцовая стража ничего не ведает?

Но тут княжна, встретив его недоуменный взгляд, взяла себя в руки. Жестом она приказала стражнику удалиться и, когда тот с почтительным поклоном закрыл за собой дверь, в замешательстве уставилась на «двойника» своего брата. Вылитый Владигор!..

Она медленно приблизилась к нему, хотела было рукой коснуться, однако «двойник» предостерегающе покачал головой и даже отступил на шаг.

— Сейчас это уже не плоть княжеская, а только видимость ее, — произнес он голосом Владигора. — К вечеру, пожалуй, и такого показать не смогу.

Внезапно очертания княжеского «двойника» на несколько мгновений затуманились, словно укрытые рассветной дымкой. И вот перед Любавой вновь стоит птицечеловек Филимон, облаченный в княжеские одежды.

— Действие магии, к сожалению, почти иссякло, — со вздохом пояснил он, и голос его больше ничем не напоминал голос Владигора. — Поэтому я вынужден был третьего дня открыться Ждану, а нынче вот и тебе, милая княжна… Не вели казнить, — добавил он с обаятельной улыбкой. — Не тебя обманывали, а Злыдня и тех, кто может помешать Владигору до Богатырского меча добраться.

Любава без сил опустилась на кушетку возле стены, провела ладонью по лбу, отгоняя наваждение. Выходит, Ждан рассказал ей правду и Владигор сейчас — совсем один, без войска, без верных друзей — спешит прямиком в логово ненавистного Климоги!

Будто прочитав ее мысли, Филимон негромко сказал:

— Может быть, княжна, тебе покойнее станет, если узнаешь — рядом с князем ныне хорошие люди, надежные. Подробностей не ведаю, но доподлинно известно, что многие испытания они одолели с честью и твой славный брат не утратил душевной бодрости.

— Да не утешай ты меня, — устало проговорила Любава. — Подсказал бы лучше, как помочь Владигору?

Филька пожал плечами:

— Ждан тебе объяснил, почему князь без дружины ушел. Мне добавить нечего. Сама решай.

Любава, сверкнув глазами, резко выделявшимися на бледном от испытанного потрясения лице, вызывающе мотнула головой:

— Что ж, сама и решу. Чародей Белун у меня, княжны синегорской, ни на что дозволенья не спрашивал, в неведенье держал. Так почему я должна с ним советоваться?!

— Тебе, чай, виднее, — ответил птицечеловек. — Только постарайся Злыдневых соглядатаев не встревожить, а то ведь беда случится. Поход князя в тайне сохранить нужно как можно дольше…

— Это я уже поняла. — Любава, похоже, вновь готова была вспылить, однако сдерживала себя.

«Не буди лихо, пока оно тихо, — подумал Филька. — Княжна с братцем из одного теста слеплена, да горячности в ней поболее». Вслух же, конечно, ничего подобного не высказал, но вдруг заторопился:

— Прости, княжна, уходить мне пора.

Любава не стала его удерживать и даже не поинтересовалась, какие неотложные дела заставляют его покинуть Ладор. Ее по-прежнему снедало беспокойство о судьбе брата, и главным теперь было — унять душевную тревогу, дабы чувства не помешали сердцу принять верное решение.

Филимон между тем направился не к выходу из дворца, а в крошечную кладовку, примыкающую к горнице Владигора. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он прошмыгнул в нее и за грудой старого хлама легко обнаружил то, что искал, — скрытую от чужих глаз железную дверцу.

По крутой лестнице, о существовании которой не подозревала даже нынешняя хозяйка дворца, он живо спустился в подземные лабиринты Ладора. Кромешная тьма всегда была ему, птицечеловеку со зрением филина, милее дневного света. Но сейчас мелькнувший впереди яркий огонь факела весьма обрадовал Фильку: значит, не опоздал.

— Ты где шлялся, обормот бесхвостый?! — сердито накинулся на него коротышка с перебитым носом. — Небось, медовуху с Белуном распивал или дворцовых девок по углам тискал! Я здесь уж сколько торчу, вас дожидаясь! Продрог до костей, зуб на зуб не попадает… А чародей-то где? Ведь говорил, что с нами будет. Неужто еще ждать придется?

— Умолкни, Чуча! — прервал словоизвержение коротышки Филимон. — Видят боги, мое терпение может лопнуть. Не нуждайся мы в твоих мозгах, я бы давно вышиб их одним ударом старого сапога!

— Не ты первый грозишься, да никто пока не осмелился, — Огрызнулся коротышка, однако трепать языком перестал.

Внешне Чуча выглядел весьма неказистым и, как все подземельщики, росточком был любому человеку по пояс. Но силой обладал изрядной, поскольку с детства работал в каменоломнях, а в зрелые годы скитался по миру, надеясь однажды найти древний клад своих предков. Или не своих. Для него в том существенной разницы не было.

Даже когда судьба ввела его в круг друзей Владигора и сделала княжеским оруженосцем, Чуча не оставил мечтаний о сказочных сокровищах, отчего и попадал нередко в различные передряги. Выручали его врожденная изворотливость, безмерное нахальство да еще сметливый ум. На это, видать, и рассчитывал Белун, отводя Чуче существенную роль в сегодняшнем опасном предприятии.