Ярослава Кузнецова - Золотая свирель

Вправо вдоль стены уводила дорога на кладбище. Чуть дальше виднелось замусоренное русло Мележки, ныряющей в каменную трубу под портовой площадью. В порту тоже было людно и весело — с площади убрали баррикады мешков и ящиков, разожгли костры, на которых в походных котлах варилась похлебка для бедноты.

Я миновала порт. Нашла тропинку в холмы и поднялась на первый из них, в мое время его, кажется, называли Котовий.

Со спины Котовьего холма открывался прекрасный вид на замок. Розово-серые отвесные стены продолжали вертикаль скалы, такой же отвесной и розово-серой. Странного цвета был местный камень — сквозь его румяно-серую плоть отчетливо проступал металлический бронзовый оттенок. Замок достраивали на протяжении многих лет. И внешние стены его, и сооружения внутри периметра густо облепляли фахверковые скворешни, почему-то напомнившие мне накипь и пену на камнях во время отлива. Может я ошибаюсь, но двадцать (или сколько там прошло?) лет назад фахверка было значительно меньше. Низкое солнце превращало крутые плоскости крыш в противни с расплавленным маслом.

По правую руку вдаль бесконечно тянулись холмы, заросшие лесом, но на самом деле в десяти — двенадцати милях севернее уже начиналось море, просто скалистые сопки загораживали горизонт. Где-то в неделе пути по дороге на северо-восток находилась Галабра, с которой, как мне сказали, Нарваро Найгерт собирался породниться. Дальше, вдоль побережья — Старая Соль, а еще дальше — Леута. Оба этих города принадлежали Аверганам, королям Найгона.

Я вдохнула горьковатый ветер открытого пространства. Трава давно высохла и осыпалась, остались только жесткие полегшие ости, пучками торчащие из камней. Отцветший подмаренник цеплялся за подол. На соседних склонах цвел вереск, а бесплодные бока Котовьего пестрели галечными оползнями. Холмы были пусты.

Я бесцельно брела по каменистому гребню, обходя город по большой дуге. Я примчалась сюда, уверенная, что найду здесь свое сокровище — у кого-нибудь в руках, если этот кто-то играл на ней; или лежащую на камушке в сухой траве, если случайное дыхание ветра помогло ей заговорить. Но зов ее иссяк и сердце мое опустело. Если она и была здесь — я не чувствовала ее.

Вечерело. Небо очистилось от облаков и стало похожим на опаловую линзу, к краю которой медленной тяжелой слезой сползала капля меда. Ветер залег в редкой траве словно лис на охоте. Я остановилась — Амалера как раз оказалась между мною и рекой. Котовий холм давно сменился другим, названия которого я не помнила, и длинный пологий склон его, протянутый в сторону городских стен, зарос темными старыми деревьями. Среди них торчал остов сгоревшей колокольни и виднелись остатки стены. Я не сразу поняла, что это такое. А когда поняла — подпрыгнула на месте.

Кладбище!

Старое кладбище, к которому я подошла с другой стороны. Не навестить ли мне приятеля нашего Эльго? Глядишь — поможет или что-нибудь толковое посоветует.

Я пролезла в дыру ограды. Под деревьями было сумеречно и сыровато, не смотря на то, что дни стояли жаркие. Где ж его тут искать? Помнится, Амаргин привел меня к могиле со странной надписью. «Живые» — было выбито на камне. Хм, захочешь — не забудешь. Хорошо бы найти могилу, прежде чем стемнеет. Она где-то ниже по склону, ближе к краю оврага. Не доходя сгоревшей церкви. То есть, мне эту церковь надо миновать.

Орешник, черемуха и крушина. Кроны разомкнулись небольшой прорехой — я наткнулась на заросшую колею. Впереди, по пояс в бурьяне, стояла искомая церковь, сплошь опутанная хмелем как сетью. Купол просел и накренился, шатер колокольни просвечивал насквозь, на карнизах выросли деревца. Внутрь, наверное, вообще заходить опасно. Время стерло следы пожара — казалось, церковь просто развалилась. От старости.

Склепы и крипты сохранились лучше. Я прошла мимо, не останавливаясь. Тот угол кладбища, который я искала, был отведен для людей попроще.

Вот и дикая смородина. А вот, кажется, тропинка. В полумраке, царившем под кронами, я прочла на ближайшем камне — "Авр Мельник". Ага, значит, иду правильно.

Еще через десяток шагов я увидела огонек среди листвы и остановилась, затаив дыхание. Там, в окружении смородинных кустов, на могильном камне кто-то сидел. Кто-то там уютно устроился, на могильном камне "Живые", кто-то грузный, сопящий и большой. До меня доносилось энергичное чавканье, хруст костей и бульканье жидкости, вливающейся в глотку.

Я озадаченно прикусила губу. Эльго, пожиратель трупов, пожирает чей-то труп, хотя уверял меня, что трупов не ест? И что это там позвякивает — явно металлическая фляжка… да и фонарь горит вполне человеческий…

За кустами громко рыгнули.

— Если будешь зевать, — весело рявкнул смутно знакомый бас, — то тебе кукиш с маслом достанется. Вру, без масла. Масло я уже слизал.

Я настороженно молчала.

— Тебе, тебе говорю. Леста! Ты глухая, что ли?

— Эльго?..

— А то кто! Иди сюда. Праздник у нас или как?

На опрокинутом камне, словно на крылечке, удобно расположился быкоподобный господин в бесформенной хламиде и широком оплечье из грубой шерсти. У него было красное щекастое лицо, нос как у грача и шапка давно нестриженых и нечесаных иссиня-черных волос. Я поморгала.

— Так это был ты?..

— В городе-то? А как же! Дай, думаю, покатаю мою знакомицу на горбу, раз ей так любопытно. Ну что, нагляделась на обожаемого Нарваро Найгерта? Хиляк, правда? Долго не протянет. А ты молодец, что зашла к соседу. У меня как раз винцо недурственное завелось и вот грудинка копченая тоже очень даже ничего. Ты давай не жмись, присаживайся, мы с тобой сейчас эту фляжечку враз раздавим. Только извиняй, чашек-ложек у меня нет, не побрезгуй уж из горла. Что там у нас еще в корзинке… Булку тебе отломить?