Вад Макей - Ад во мне

— Грамоте обучен, наемником был, путешествовал с обозами, вот кое-чего и знаю, — услышал Тавр тихий шепоток змея. — Людских поселений здесь не так уж и много, а наше село на самом краю стоит. На линии обороны, так сказать. Мы с нелюдью мирно живем, торгуем потиху, они к нам не лезут, мы их не трогаем. А ежели горе какое, то и подсобить друг дружке можем.

— Что это он сказал про линию обороны? — свесился Белочка. Я вопросительно глянул на Тавра.

— Все мужчины нашего рода состоят в ордене «Последнего Приюта», — хмуро сообщил Тавр. — Как Курим Сокол с богами заключил договор на эти земли, так мы и охраняем то, что нам боги доверили. Из-за него, проклятого, все и началось, — он сплюнул.

— Подробнее.

Мне надоело стоять, и я, создав себе мягкое кресло, расположился с удобствами. Затем покосился на опирающегося на посох Стеша и сделал для него стул с подлокотниками. Народ восхищенно выдохнул, дед пощупал стул обеими руками и, убедившись, что это не иллюзия, степенно уселся, поставив посох между ног.

— Боги в начале времен спрятали что-то в этих землях, а чтобы никто этого не нашел, создали «линию обороны». Граница проходит между пятью высокими каменными столбами, стоящими вкруг. Куриму Соколу разрешили жить на этих землях, обещали покровительство взамен на охрану одного из этих столбов. Магия в них какая-то… Была…

— Кому поручили охранять остальные?

— Нам, ночным, оркам, эльфам, и ограм. А как огров-то не стало, не знаю уж, кто их часть границы контролирует.

— И теперь у них сперли столбик и они пригласили тебя его разыскать, — хмыкнул Белочка.

— Нет, господин змей, столб, к сожалению, стоит на месте, да только если раньше от него благодать божественная на поля шла, то теперь он высасывает жизнь из округи. Сперва трава пропала, затем мошкара всяческая, потом деревья в пепел рассыпались, рыба исчезла, зверь, домашняя скотина пала, а теперь, как ничего живого не осталось, из людей соки пьет. Первыми сгинули братья, что на заставе у столба вахту несли, следом стариков всех схоронили, — Тавр вытер лоб тыльной стороной ладони, — то, что от них осталось, скелеты одни. Батя последний, да и то, потому что в храме дни проводит, молится.

— Не зря, как видишь! — вставил свои пять копеек дед.

— Вокруг храма жизнь сохранилась, больше нигде нет. На ночь мы детей в храм относим, чтобы хоть как-то защитить. Доедаем последние запасы, даже зерно, что на посев оставляли, подъели. Хорошо еще, что соки вытягивает только с живого, с того, что к землице приросло, али в ком кровь еще есть. Пытались помощи у лесных попросить, да гонец не вернулся.

— А маги? — задал змей вполне логичный вопрос.

— Приезжал один, — Тавр хмуро сплюнул, — да только как ушел к столбу так и сгинул.

— И что вы от меня хотите? — я мучительно пытался понять, как поступить в данной ситуации. Провести ритуал повышения плодородия? Так там нужно, чтоб поля засеяны были, и по ним девки молодые голыми скакали. Не, все-таки этот Литер извращенец! Я перебрал все полученные мною от веселого бога знания. Ничего не подходило.

— Нужно спросить у руководителя практики, у Мастера, — в кои века дал умный совет Белочка.

— Просим, чтоб от напасти этой оградила Покровительница. Чтоб на поля благодать вернулась. А там мы уж сами управимся.

— А что взамен? — прошипел Белочка. — Мы не альтруисты, чтоб бесплатно пахать.

— Так пахать и не нужно! Мы сами все вспашем, было бы что, — загомонил народ.

Змей попытался что-то еще вякать, но я придушил его слегка, чтобы соблюдал субординацию и не лез вперед батьки в пекло.

— Договор у нас есть, — хмуро глядя на змея, заявил седой коренастый мужик, который внушал опасения даже будучи изрядно изможденным, — по которому, пока Орден службу несет, божия благодать на эти места постоянно изливается. До сих пор так и было, а теперь ни один из богов не отзывается. Мы столько молитв отправили, но, ни одна услышана не была.

— Ты кто, мужик? — поинтересовался я, чувствуя что-то знакомое в этом решительном индивидууме.

— Это жрец нашего храма, ну, и кузнец еще, Баюном кличут, — представил его Тавр.

— Что же ты, жрец, манкируешь своими обязанностями? Небрежно относишься к работе?

Жрец опустил голову и промолчал, но на его защиту встала одна из женщин.

— Он с малыми весь день сидит, молитву богине Мариэль возносит.

— Дед! Дед! Там Мавка помирает!

Сквозь толпу, распихивая взрослых, протиснулся давешний пацан. Запричитали бабы, кто-то из мужиков выругался. Баюн исподлобья следил за моими действиями. Я нервно дернул хвостом и решительно поднялся, сходя с зеленой лужайки вокруг храма.

— Веди.

Толпа расступилась я, молча, шел за жрецом. Шел и про себя костерил Литера всеми известными мне ругательствами. Я ведь полный неуч в этих вопросах, даже не знаю, как мне делиться божественно силой, не говоря уж о том, чтобы понять, что здесь происходит. Пока шли по деревне, я изо всех сил желал, чтобы выросло дерево, забил ручей, появилась птица. Ни-че-го! Вся энергия, которую вкладывал в желания, словно исчезала в воздухе. Е-мое! Что же делать? «Бежать, — зашипел в ухе змей, — ты практикант, а здесь случай тяжелый даже для полноценного бога. Нужно драпать! Ты думаешь, их боги не слышали? Слышали, зуб даю! С ядом! Просто боги — они умные и не лезут туда, где силенок не хватит. Так что давай разворачивайся в сторону храма». Я поднял хвост и стукнул Белочку по голове. Змей взвизгнул и, тихо матерясь, закопался в волосах.

Зудеть-колотить! Дом, в который нас привели, был самым большим в селе. И он был полон детей. От новорожденных до угловатых угрюмых подростков. В комнату я шагнул первым, пригибая голову, чтобы не удариться о низкий проем двери. За мною следом вошел Баюн, остальные остались во дворе. Видно, Тавр подал людям какой-то знак, чтобы не путались под ногами. Увидев меня, дети беззвучно, словно испуганные мыши, прижались к стенам. Только одна девочка осталась лежать посреди светлой комнаты на лоскутном ярком одеяле, выглядевшим очень неуместно в этой обстановке. Маленькая, худенькая, года три, с заостренным личиком и запавшими щеками, она беззвучно дышала, глядя в потолок синими-синими глазами. В комнату с плачем протиснулась молодая женщина, она бережно подняла ребенка на руки и что-то зашептала, прижимая девочку к груди.

— Амбец! — тихо позвал я.

Удивительно, но в этот раз альва появилась молча, сосредоточенно рисуя в воздухе какие- то знаки, она бросила на меня внимательный взгляд и что-то пробормотала.

— Плохо. Все очень плохо. Нужно убираться отсюда.

— Что с девочкой?