Лариса Петровичева - Единственно верный

Метель усиливалась, и фонарь во дворе погас. Несса, устав слушать речь на незнакомом языке, подалась спать, а Шани и Андрей все сидели над кружками с нетронутым отваром и разговаривали о своей до-аальхарнской жизни и том, что произошло с ними за эти годы на Дее. В итоге Шани спросил:

— Скажите, Андрей Петрович, а почему вы раньше никого здесь не лечили?

Андрей задумался, глядя в метельный мрак за окном. Действительно, почему? Он же врач — что мешало ему, выучив язык, стать лучшим целителем Аальхарна и вытащить несчастную страну из болезней, которые приходили каждую зиму, то легкие, то тяжелые… Разве не мог он синтезировать биоблокаду десять лет назад да по свежей памяти?

— Наверно, потому, что при мне всегда проповедовали принцип невмешательства в чужие дела и жизнь, — произнес он, когда молчание стало уже неприличным. — И потом, это все-таки другая планета, а я не специалист по болезням гуманоидов. Но болезнь Траубера пришла сюда из моего мира, — он криво усмехнулся и закончил, — и некому было ее уничтожить, кроме меня.

— Интересно вы рассуждаете, доктор, — произнес Шани, и Андрей поежился: землянин перед ним растаял — за столом сидел инквизитор: очень неприятный, надо сказать, человек: образованный, въедливый и готовый ловить собеседника на противоречиях. — Тогда спрошу еще, раз уж у нас такой откровенный разговор завязался: отчего вы не пошли в город? До столицы не так уж и далеко. А вас, я так понимаю, выкинуло неподалеку от Кучек, ну вы тут и осели. Блестяще образованный человек, врач — и настолько банально кукует на болотах с непромытой деревенщиной… Странно. Я понимаю, что общество аальхарнских ученых на нынешнем этапе развития науки для вас с вашими знаниями что-то вроде песочницы, но все же…

Андрей улыбнулся.

— Это же совершенно другой мир, Саша. Я не имел представления о самых элементарных делах и фактах. Представьте, я даже не знал, как приготовить еду в печке, потому что ни разу не видел ни печки, ни горшков, ни котелка… Как бы я пришел в город, не зная даже основных принципов здешней жизни? Меня бы поймали и отправили на костер, обвинив в уйме «приятных» вещей.

— Вот, — Шани прищурился. — Вот и корень проблемы. Вы попросту боялись: охранцев, моего ведомства, да Заступник там знает, чего еще, и все эти десять лет вами руководил страх. Я понимаю, сгореть никому не хочется…, - он помолчал, пристально рассматривая разбухшие от кипятка травы в своей кружке. — Другое дело, как вы отважились этот страх преодолеть.

— Не знаю, — пожал плечами Андрей. — Наверно, понял, что если останусь в стороне, то окончательно утрачу право быть собой. А ради этого права я уже потерял однажды и семью, и дом.

Шани мотнул головой в сторону угла, где посапывала Несса.

— Дочь ваша? — спросил он.

— Нет. Ее мать забили камнями как ведьму, а Несса сбежала из деревни и прибилась сюда. Кстати, местные решили, что это она наслала мор — мстила за мать.

— Когда приедете в столицу, то не рассказывайте никому эту душевную историю, — посоветовал Шани, — а то загубите и ее, и себя. Представьте себя ее законным отцом — так вам обоим будет лучше.

И будто бы воочию Андрей внезапно увидел события десятилетней давности.

…Двери в камеру перехода еще были закрыты, но команда отправки в защитных комбинезонах уже возилась рядом с ними, завершая необходимые приготовления. Андрей с удивлением заметил, что особист, приходивший к нему, тоже находится в зале и выглядит на удивление взволнованным, словно процесс отправки осужденного в Туннель на его памяти происходит впервые. Один из охранников передал Андрею мешок с пакетом Милосердия; Андрей взвесил его в руке — легкий, ссыльным много не положено — и забросил на плечо.

— Волнуетесь, Андрей Петрович? — спросил особист. В его серых глазах Андрей прочел настоящее — и потому неожиданное и странное беспокойство.

— Не знаю, — пожал плечами Андрей. — Не знаю…

— Я не даю вам какого-то особенного задания, — повторил особист свою недавнюю реплику, — однако…, - он помолчал; команда отправки уже закончила приготовления, но Андрею почему-то было ясно, что пока особист не закончит разговор, двери камеры не откроются. — Его зовут Александр Торнвальд. Если он жив, то сейчас ему двадцать. Высокого роста, европейский типаж, блондин, глаза голубые. Из особых примет шрам на левой брови, шрам на животе после операции аппендицита, родимое пятно на правом запястье. Конечно, я не думаю, что вы с ним встретитесь, Андрей Петрович, и не даю специального задания на поиск… Но если вы все-таки найдете этого человека, то вручите ему передатчик. Не сочтите за труд.

Андрей усмехнулся, попытавшись вложить в ухмылку все доступное ему презрение. Человек на пороге смерти имеет на это право. Однако особист проигнорировал эту весьма выразительную гримасу.

— Всего доброго, Андрей Петрович.

И двери открылись.

…- Задумались, Андрей Петрович?

Андрей встрепенулся. Шани по-прежнему сидел на лавке с кружкой травяного отвара в руке; видимо, он задал какой-то вопрос, который Андрей, заблудившись в воспоминаниях, благополучно пропустил мимо ушей.

Шрам на животе у него действительно был.

— Есть немного, — сказал Андрей. — Знаешь, Саша, у меня есть для тебя посылка с Земли.

Шани вскинул брови.

— Посылка? От кого?

Андрей не ответил. Он встал с лавки и полез в свой заветный мешок, где десять лет своего часа дожидался передатчик, тщательно завернутый в ткань арестантской рубашки. Тонкая пластинка послушно скользнула в руку; Андрей на секунду замешкался, но потом развернул сверток и передал устройство Шани. Тот осторожно отставил чашку в сторону, покрутил подарок в пальцах, осматривая и изучая, а затем кивнул:

— Судя по всему, базовый передатчик. Такие стали выдавать разведчикам на планетах с низким уровнем комфортности. Передает сигнал в пункт управления, а оттуда уже высылается капсула эвакуации.

— Вот именно, — подтвердил Андрей. — Человек, который мне его вручил, очень хотел, чтобы я отдал его тебе.

Шани очень нехорошо прищурился, словно вспомнил о том, что давно бы хотел забыть. Андрей подумал, что ведьмы от такого взгляда должны сразу сознаваться во всем, что сделали и не сделали.

— Андрей Петрович… — голос Шани, тихий и какой-то растерянный, что ли, совершенно не соответствовал лютому стылому взгляду и закаменевшим скулам. — Вы хорошо помните того человека?

— Блеклый какой-то, — пожал плечами Андрей. — Типичный сотрудник секретной службы. Белесый такой, волосы назад зачесаны. Очень аккуратный костюм. Но внешность совершенно незапоминающаяся.