Людмила Астахова - Дары ненависти
Танец снова свел леди Дагманд и леди Янамари вместе, Джона уже не обращала внимания на соперницу. Ее разум ликовал, озаренный внезапной догадкой. Скорее всего эсмонды искали архив с помощью одной только магии, свято убежденные в том, что перед силой их Предвечного не устоит ни один тайник. А Лерден, умница Лерден их надул как заезжий мошенник деревенских простаков, предложив угнать, под какой из трех скорлупок спрятан шарик.
Как же все просто. Осталось только руку протянуть.
Джона сладко улыбнулась леди Лайд и в очередной раз пожала об отсутствии на балу Аластара. Как славно они отпраздновали бы очередной щелчок по носу тиву Хереварду. Эх!
«Ты мне… ты всю жизнь мне испортил, жареный пес», — мрачно сообщила Джона духу и, не раздеваясь, свалилась на кровать. Последний бокал вина оказался лишним.
«Что, кобелей собиралась в дом привести?»
Воздух буквально пах прадедушкиным ехидством, и более всего оно напоминало чуть приторный аромат розового масла.
«Я — свободная женщина! А этот… как его… ну этот… Роск… Ройс… Хелеворд Рогс… он мне почти жених… Надо же опробовать этого… как его…»
«Шлендра голохвостая!»
Джона расстроилась, обиделась на подобную несправедливую характеристику и хотела было заявить решительный протест, а также напомнить, что всегда была верна Бранду, пока он был жив, по крайней мере. К тому же при чем здесь хвост? Но хмель одержал победу над хрупким женским организмом и унес графиню в объятия сна. В нем виделись заснеженные холмы, романтично серебрящиеся под светом Хелы — Белой Волчьей Луны, меж которыми брела сама Джона по едва заметной тропе. А следом молча шла большая серая волчица. Страшно не было совсем.
Шуриа не только равнодушны к вину, у них еще и похмелья не бывает, сколько ни пей. Это было бы слишком просто — умереть пьяной, беспамятной и в счастливом неведении. Утром Джона проснулась замерзшая, чуть теплее перезимовавшей лягушки, с перепутавшимися волосами, отвратительным привкусом во рту, к тому же трезвая и злая, как тысяча бешеных ролфи. Досталось нерасторопной горничной, получил туфелькой в лоб Аран — миледи гневалась на весь мир, который откровенно желал ей недоброго.
— Дармоеды! Вы меня уморить решили! Нет, ну точно, решили до смерти заморозить! Хоть бы одна собака подкинула в камин полено, хоть бы кто одеялом укрыл. За что я вам деньги плачу, висельники? За бестолковые речи и красивые глаза?
Одна горничная распутывала локоны, другая — растирала самогоном ледяные ступни скандалящей госпожи, третья собирала в шкатулку сыплющиеся на пол градом шпильки.
— Дык, мы ж… — проблеял камердинер, не смея носа показать из-за створки шелковой ширмы.
Ах, он еще и оправдывается?!
— Что — вы? Где вы были? Под дверью стояли, ждали, когда хозяйка испустит дух от холода?
— Мы ж думали, что вы не в одиночестве в опочивальне-то.
— А с кем?!
Аран хамовато хмыкнул:
— С мужчиною. Не осмелились, вроде как.
И тут до Джоны дошло, что она разговаривала с призраком вслух.
— Аран, ты умом повредился, да? Я же одна домой приехала. Это все видели. Ты же меня до спальни провожал.
— Ну, дык, мало ли… А ну как ваш… друг сердешный предпочитает в окошко забираться?
В переводе с языка прислуги это означало: «У этих благородных господ лишь непотребство на уме. Один своих полюбовниц связывает цепями, другой сам на себя ошейник надевает. Так почему бы третьему не изображать из себя тайного покорителя девичьих спален?»
— А ну как ваша хозяйка околела бы в нетопленой комнате? — передразнила слугу Джона. — Кто б тебе на праздники по три сребрушки давал?
— Это было бы обидно, — согласился нехотя Аран. — В следующий раз дозволите в замочную скважину глянуть? — И безотчетно прикрыл правый глаз.
Женщины-шуриа — щуплые, кулачки у них — маленькие а бьются очень больно. Особенно если любопытная прислуга пытается узнать, что князь диллайн делает в опочивальне леди Янамари.
— В следующий раз, дорогой мой Аран, я тебя точно выгоню. Ай!
Девушка, расчесывающая волосы, прыснула от смеха и дернула за прядь.
— Под забор, как шелудивого пса? — уточнил камердинер со всей серьезностью.
— Точно!
— Вы меня совсем запутали, миледи. То входи к вам, то не входи. Че делать-то?
— Пошел вон, дурак!
«Пшел вон!»
Они с призраком Эйккена выкрикнули это одновременно. Несчастный дух тоже не вынес тонкого издевательства над здравомыслием.
«А ведь если бы не ты, драный пес, то я бы этой ночью не замерзла до легкой изморози на ногах», — посетовала Джона.
Хилдебер Ронд уже почти добился приглашения полюбоваться на коллекцию старинных стеклянных скульптур оставленную покойным супругом графини, как совершенно некстати вспомнился призрак ролфийского деда добровольно занявший пост на страже нравственности своей непутевой наследницы. Возмущения и красочные сравнения призрака испортили бы всю романтику ночного свидания на корню.
«Бесстыжая девка!» — неубедительно фыркнул невидимый дух, витая где-то совсем рядом, чтобы не упустив ни малейшей детали из процесса омовения и переодевания леди Янамари.
«Было бы на что там смотреть. Одни мослы».
Похоже, неупокоенный Эйккен слега обиделся.
А Джона собиралась появиться на аукционе во всеоружии — свежей, легкомысленной и яркой, словно экзотическая бабочка. Это ведь не шуриа придумали: «Прячь за мишурным блеском золота сталь клинка, затаи яд в сверкающем перстне, а разящее слово — в патоке лести» Это мудрые диллайн постарались. Они на такие штуки мастера Поэтому — и пронзительно-синий бархат, и оторочка украшенная кусочками белоснежного меха, и массивная брошь-камея, и высокая прямая шляпа с перьями. Чтобы бдительные дамы разглядывали наряд, кавалеры — грудь а шпионы эсмондов сочли, будто графиня Янамари решила выкупить часть вещей лорда Гарби из чисто женской сентиментальности. К слову, у Лердена имелось несколько премилых вещиц, вроде вырезанных из кости шкатулок, за которые Джона решила поторговаться.
Записку от Орика Джафита она отложила в сторонку. Будем считать, что ее доставили с небольшим опозданием. Пока еще с какой-либо степенью определенности сообщить о своем выборе Джона не могла. Сначала нужно посмотреть на покупателя Лерденова дома. А вдруг с ним придется знакомиться ближе?
Погода в начале весны всегда неустойчива — то солнце сияет. То налетают темные тучи, то срывается мелкий противный дождик. Но весна есть весна, она везде и во всем. Приказав откинуть верх у коляски, Джона обрекла себя на бесконечную череду кивков и улыбок, адресованных встреченным по дороге знакомым. За последние семнадцать лет все уже привыкли к графине-шуриа, и только впервые очутившиеся в Санниве провинциалы провожали эдакую диковинку изумленными взглядами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});