Вера Петрук - Чужая война

— Прощай, Магда, — сказал он, закрыв ей глаза.

Когда все было кончено, Регарди понял, что спускаться вниз ему необязательно. Больше всего на свете ему хотелось остаться наверху, в небе. Там, где снова умерла Магда.

Какое-то время он раскачивался на мишени, соображая, в какой стороне находилась арена. Верх и низ завертелись, меняясь местами с бешеной скоростью. Раздался оглушительный лязг, и кусок лопнувшей цепи впился в доску-мишень у него над головой. Сооружение вздохнуло, пошатнулось и неторопливо поехало вниз, словно сожалея, что его жизнь была столь коротка.

Припав к мертвой лилипутке, Регарди подождал, пока доска достигла сплетения канатов, и прыгнул. Он не знал, сколько салей было до опоры, и как прочно она стояла, но прыгнул так, словно это был последний прыжок в его жизни. Ветер издевательски просвистел мимо, а внизу раздался ни с чем несравнимый грохот. То рухнула на землю доска-мишень, взметнув в воздух кровавые опилки.

Арлинг уже вытянул руки, собираясь цепляться, когда вдруг понял, что на его пути возник столб. Он врезался в него с такой силой, что в его голове зажглись тысячи факелов. Халруджи опрокинуло и неудержимо повлекло вниз, но он заставил себя собраться и, выполнив кувырок, схватился за стальную опору, ободрав и без того содранные ладони. Оставляя за собой кровавый след, халруджи заскользил к земле, удивляясь, почему до сих пор жив.

Когда ступни коснулись сцены, ему захотелось вернуться наверх. В немой тишине на него уставились тысячи пар глаз.

Через мгновение цирк взорвался криками, и Арлинг не сразу понял, чего в них было больше — гнева или восторга. Людей на арене стало гораздо больше. Они подбегали к нему, хватали за руки, хлопали по плечам. Никому не было дела до двух еще живых карликов, вокруг которых бегал хозяин Арво, проклиная все на свете.

Халруджи вдруг почувствовал тошноту и острую необходимость глотнуть свежего воздуха. Люди что-то кричали ему в лицо и теребили повязку на глазах. Он отпихивал их, но толпа наседала, сдавливая со всех сторон. Страх липкими пальцами подкатил к горлу, помогая выбраться наружу своей лучшей подруге — панике. Регарди заметался в сужающемся круге, но повсюду натыкался на плотную массу тел, которые тянули к нему руки, словно желая разорвать на части. Наконец, он не выдержал, и тоже закричав, ринулся вперед. Туда, где свист ветра слышался громче всего.

Ему казалось, что он бежал по полю со зрелой пшеницей. Упругие колосья врезались в лицо и грудь, но Арлинг легко раздвигал их, не задумываясь, что иногда ломал хрупкие стебли. Наконец, поле кончилось, и халруджи вылетел на мостовую, рухнув коленями на камни.

Обрадовавшись компании, песчаный ветер, гонявший до этого редких прохожих, радостно бросился к нему, заключив в объятия, словно родного.

В ту ночь Арлинг Регарди получил все голоса судей, любовь кучеярских зрителей и звание первого урода Самрии. Когда довольный Сейфуллах отыскал его под кустом тамариска, человек, который не смог дать лилипутке Магде ничего кроме смерти, плакал.

Глава 5. Плохие известия

Дорогу в гостиницу Арлинг помнил плохо. Также как церемонию вручения приза и получения звания первого калеки Самрии. Иман, наверное, посмеялся бы. Но учитель был далеко, в Пустоши Кербала, куда простые смертные не попадали. А он, халруджи, продолжал свой путь, несмотря на то что густой туман сомнений и страхов давно опутал горизонт его жизни. И чем дальше он шел, тем глуше становился мир, теряя свои очертания и краски. Скоро все вокруг станет серым и бесформенным, таким же, как его мысли и сердце.

Временами Сейфуллаха охватывали приступы неожиданного сострадания, и он порывался придерживать его за руку, хотя, скорее, держать следовало его. От Аджухама несло моханой сильнее, чем от самрийских канав сточными водами. Пир для победителей, в число которых также попали девушка-русалка и двухголовый человек, Регарди пропустил, о чем сейчас жалел. Возможно, Сейфуллах влил бы в себя меньшее количество моханы. Возможно, халруджи стоило последовать его примеру.

— Жаль мальцов, — протянул Аджухам, трясясь в повозке, которую ему любезно предоставил хозяин цирка. — Но ты был великолепен, халруджи! Просто великолепен! Можешь, когда захочешь. Только не понимаю, чего ты сейчас нос повесил? Спасти целых две жизни! Если учесть, что ты их обычно забираешь, то случилось чудо! Подумай о Балидете. Мы спасем Жемчужину Мианэ! Эй, люди! Дорогу! Едут те, кто закопает Маргаджана в песок по самое рыло! Ха-ха! А драганам мы оторвем их…

Арлинг не удержался и закрыл Сейфуллаху рот ладонью. Подумав, он решительно вытащил его за шиворот из повозки.

— Ай, как нехорошо, — укоризненно цокнул языком мальчишка. — Разве так поступают с хозяином? Что там говорил наш старик Махди? Служить своему господину так, будто твое собственное тело мертво. Это я должен решать, что хорошо и что плохо. Между прочим, быть господином халруджи чертовски трудно. А ты думал, что только тебе тяжело? Да мне в тысячу раз труднее! Такая ответственность! Поставь меня на землю.

Регарди послушался, удивленный, что Аджухам способен на трезвые мысли.

— Вы свободны, — бросил он слугам. — Дальше пойдем сами, здесь недалеко.

Нарзиды вопросительно посмотрели на Сейфуллаха, но тот лишь махнул рукой.

— Халруджи хочет, чтоб я проветрил голову, — рассмеялся мальчишка. — Пусть будет так. Передавайте привет мастеру! — И, наклонившись к Арлингу, шепотом добавил. — Только если нас ограбят во второй раз, я сделаю с тобой что-нибудь очень плохое, понял?

— Поэтому нам лучше идти самим, — прошептал халруджи в ответ. — И другой дорогой.

— Как знаешь, но я тебя предупредил, — фыркнул Сейфуллах, загребая дорожную пыль носками сапог. Поднимать ноги выше у него не получалось.

Буря утихла еще до полуночи, но оставила после себя барханы песка, которые встречались в самых неожиданных местах — даже в фонтанах. Работы местным уборщикам хватит не на один день. Непогода разогнала по домам запоздалых гуляк, и улицы были почти пустыми. Тем не менее, Арлинг подолгу прислушивался к ночи, прежде чем пересечь открытое место или зайти в подворотню. Аджухам ворчал, что его душа хочет петь, а ему приходится месить коленями уличную грязь, но послушно плелся за ним.

Когда они добрались до «Трех Пальм», Регарди даже пожалел, что ничего не случилось. Никто не покусился на их приз в виде головного обруча из редкого минерала — курагия. Считалось, что курагий обладал мистическими свойствами. Например, мог отличить ложь от правды, указать на яд или обнаружить воду в пустыне. По словам Аджухама, курагий добывался керхами у подножья Гургарана и стоил целое состояние. Халруджи считал, что лучше бы обруч был сделан из настоящего золота, но держал мнение при себе, не желая расстраивать Сейфуллаха. Молодой купец давно не был в таком приподнятом настроении.