Вадим Панов - Московский клуб

— Наверное… Мне обещали небольшой заем, если хорошо сдам первый экзамен. В счет стипендии заем… или отработаю…

— Тогда иди в Пушкарев переулок, найдешь там дом Оглыева, его все знают, и шепнешь старику, что тебя послал Козлов. Запомнил?

— Да.

— У Оглыева нормальные люди жилье снимают, там тебе спокойно будет.

— Спасибо.

— Не за что.

Все получилось даже лучше, чем рассчитывал Илья. Седенький сутулый старичок, потягивающий кальян во дворе опрятного четырехэтажного дома, услыхав фамилию беза, не поморщился, а, наоборот, улыбнулся, видимо, Козлов приятельствовал с ним. К тому же без не обманул: особой грязи ни во дворе, ни в подъезде не было. Куча мусора, конечно, присутствовала, куда же без нее, и мухи летали, и строительные материалы валялись: старик задумал достроить два этажа к северному крылу, но в целом создавалось впечатление, что жильцам не хочется жить в свинарнике. Комната, которую Оглыев предложил Дементьеву, была маленькой, темной — единственное окно выходило во двор, зато чистенькой и даже с мебелью: кровать с матрацем и одеялом, тумбочка. Цену старик запросил вполне разумную, и, заплатив за первую неделю, Илья запер дверь, бросил рюкзак на пол и с удовольствием растянулся на кровати.

Пока все шло так, как он хотел.

АНКЛАВ: МОСКВА

ТЕРРИТОРИЯ: БОЛОТО

БАР «ПОДПРОГРАММА»

НАДО УМЕТЬ НАСТОЯТЬ НА СВОЕМ

Машинисты по праву считались одними из самых независимых жителей Анклавов. Сотрудники могущественных корпораций и администраторы маленьких фирм, ломщики и граверы, исполнители и свободные художники, они могли стоять по разные стороны баррикады, трудиться на конкурентов, свысока относиться к менее талантливым… братьям. Именно — братьям. Умение работать с Цифрой, знание ее законов, ее возможностей отдаляли машинистов от обычных людей, которых даже в компьютерный век оставалось большинство. И пусть «балалайки» торчат почти из каждой головы на планете, пусть пьяный канторщик рассказывает коллегам, как вчера «шлялся по сети», пусть. Проникнуть глубже, написать качественную программу, познать истинную власть двоичного кода по-прежнему оставалось уделом немногих. Пользоваться «балалайкой» и знать, как она работает, не одно и то же. Во все времена ценились люди, которые знали, как «оно» работает. Не важно, что подразумевалось под словом «оно»: конная повозка или мобиль, электростанция или канализация. Люди уважали кузнецов и механиков, плотников и каменщиков, врачей и химиков. Люди всегда уважают тех, кто приносит настоящую пользу. Но положение машинистов было чуть другим: Цифра покорила планету, грамотный компьютерщик мог с одинаковым успехом управлять конвейером и городской канализацией, шаттлом или кораблем, мог строить и мог ломать. Людям нравились удобства, которые подарила им эпоха Цифры, но ее адепты вызывали у них настороженность. И как раньше хороших кузнецов считали колдунами, так и сейчас к машинистам относились с легким подозрением. Слишком многое зависело от них в современном мире, слишком много они умели.

И эта отдаленность от обычных людей заставляла машинистов тянуться друг к другу, спаивала крепче, чем кровь повязывает бандитов. Каперы и мелкие программисты, ломщики и честные работяги, законопослушные граждане и правоверные нейкисты, они ощущали свое единство и старались не давать в обиду своих. В Москве хорошо помнили, как рухнула кантора Бешеного Малика: администратор допустил пустяковую ошибку, Малик выразил свое неудовольствие, отрезав шалопаю правое ухо, а на следующий день ломщики скачали безам всю бухгалтерию Бешеного, и черную, и белую. Обрадовались в СБА такому подарку или нет, осталось неизвестным, но кантору они придавили.

Но, надо отдать должное, машинисты нечасто демонстрировали свои возможности подобным образом, прекрасно понимая, что перегибать палку не следует: обычным ребятам есть чем ответить адептам Цифры. А потому, когда серьезные люди из Шанхайчика вежливо попросили о срочной встрече, отказывать им не стали, мало кто мог себе позволить ссориться с Триадой.

Они собрались в довольно большой и великолепно защищенной от прослушивания комнате на третьем этаже «Подпрограммы». Пять граверов, пять лучших граверов Анклава, электролабы которых были способны произвести чип любой сложности. Люди эти не любили светиться, и только призыв Триады смог заставить их собраться в одном месте. Шестым человеком, присутствующим в комнате, был старый Прокопыч, владелец бара, а в прошлом ломщик под ником Монгол. Он по традиции выступал организатором переговоров. «Подпрограмма» являлась центральным баром любителей Цифры, Прокопыч знал поименно едва ли не всех машинистов Анклава, и его присутствие являлось определенной гарантией для граверов. Триаде гарантии не требовались.

— Кстати, кто-нибудь знает, что им требуется? — Ахмед Закир оглядел коллег.

Машинисты промолчали, и взгляды устремились на Монгола. Прокопыч пожал плечами:

— Они попросили собрать лучших.

— Прошлой ночью у коллеги Се Сяньцзи случились большие неприятности, — скупо проронил Хлебородов, угрюмый и нелюдимый гравер, имени которого никто не знал. — Он умер.

— А его электролабу разгромили.

Старого китайца собравшиеся в «Подпрограмме» недолюбливали, он держался особняком, предпочитая машинистам общество сородичей, но все-таки — свой. Граверы не обрадовались, узнав, что кто-то так грубо обошелся с коллегой. Сегодня он, завтра — ты.

— Может, поднебесники хотят расследовать смерть Се?

— А при чем здесь мы?

— Боюсь, что дело в другом, — вздохнул Монгол. — Скорее всего, Сяньцзи не успел что-то сделать для Триады, и нам предложат контракт.

Странно, но упоминание возможного выгодного предложения не вызвало у граверов прилива энтузиазма. Скорее наоборот, сидящие за столом машинисты вдруг замолчали, стараясь не встречаться друг с другом глазами, и в комнате повисла неприятная тишина. Не просто пауза, а именно тишина, никто не проронил ни звука до тех пор, пока стоящие у «черного» хода в «Подпрограмму» камеры не передали в «балалайку» Прокопыча информацию о приезде китайцев.

— Гости пришли, — сообщил Монгол.

Но собравшиеся оставили новость без комментариев. Только Хлебородов закурил, да коротко кивнул Ахмед.

— Что будем делать? — тоскливо спросил Прокопыч.

— Поговорим, — дернул головой Хлебородов. — Что нам остается?

Почувствовали ли вошедшие в комнату поднебесники охватившее граверов напряжение или нет, неизвестно. А если и почувствовали, то наверняка списали на волнение, характерное для всех, кто общается с большими людьми из Триады, и ни на что более. Ведь пришел-то и впрямь большой человек, сам Гуй Вэй, правая рука господина Пу. Одетый согласно последней пекинской моде во все полосатое: синий в белую полоску костюм, красную в белую полоску рубашку и бордовый, в черную полоску галстук, Гуй небрежно отодвинул ногой приготовленное для него кресло, остановился у стола и холодно оглядел машинистов. Три его телохранителя заняли позиции чуть сзади босса, взяв под контроль всю комнату.