Морган Родес - Обреченные королевства
— Что ты творишь?.. — завизжала Клео.
— Избавляю тебя от защитника!
Схватив Ника, Йонас развернул его лицом к принцессе и приставил к горлу кинжал с рукоятью, отделанной самоцветами. Тот самый кинжал, которым Эрон убил его брата Томаса.
— Не надо!.. — закричала Клео. — Не надо, пожалуйста! Не трогай его!..
Все случилось так быстро. Откуда он вообще узнал, что она здесь?
— Не трогать его? — усмехнулся Йонас. Ник извивался, пытаясь вырваться, но Йонас был выше ростом и гораздо крепче. Он легко удерживал худенького молодого придворного. — Хочешь сказать, что он небезразличен тебе? Его смерть причинила бы тебе боль?
— Отпусти немедленно!
— С какой это стати? — Темные глаза Йонаса обшаривали ее лицо. В них был такой холод, что принцесса содрогнулась.
— Беги, Клео! — прокричал Ник.
Но Клео не побежала. Она ни за что не собиралась бросать верного друга.
— Чего ты от меня хочешь? — требовательно спросила она.
Йонас усмехнулся:
— Опасный вопрос. Я, пожалуй, много чего желаю, да все такого, отчего твоя прелестная головка кругом пойдет. К примеру, прямо сейчас мне очень хочется прирезать твоего дружка и посмотреть, как ты будешь печалиться…
— Не надо, пожалуйста!
И Клео подалась вперед в безотчетном стремлении перехватить его руку и отвести клинок от горла Ника, но остановилась. Она понимала, что на это у нее просто не хватит силы. Йонас был слишком крепок. И он люто ненавидел ее за то, что произошло с его братом. Говорят, прилюдно клялся убить ее. Нет, силой тут ничего не сделаешь, надо думать. И сохранять спокойствие. Может, этого язычника удастся уговорить…
— Я готова выкупить жизнь Ника. Если ты его пощадишь, я тебя щедро вознагражу.
Выражение лица Йонаса, и без того холодное, стало вовсе ледяным.
— Деньги предлагаешь? А как тебе четырнадцать оранийских сантимов за бочонок вина? Справедливая цена? Или как?
Клео сглотнула и постаралась убрать из своего голоса молящие нотки.
— Не убивай его. Я знаю, ты ненавидишь меня за то, что сотворил Эрон…
Его глаза зло блеснули.
— «Ненависть» — слишком мягкое слово для того, что я к тебе испытываю…
— В таком случае ты враждуешь со мной, а не с Ником. Отпусти его!
— Прости, но я не очень-то хорошо исполняю приказы…
— Ты хочешь убить меня, чтобы отомстить за смерть твоего брата! — Голос Клео стал хриплым от страха.
Йонас оскалил зубы.
— Нет, — сказал он. — Сегодня мне такого удовольствия не достанется. А вот твой дружок вполне может обнаружить, что завтрашний день для него не настанет…
— Клео, ты что, оглохла? — зарычал Ник. — Сказано, беги!
— Я тебя не брошу!
Голос принцессы сорвался, глаза ей жгли слезы.
Йонас свел брови:
— Какая прелесть! В самом деле, почему бы не послушать приятеля и не попытаться сбежать? Далеко тебе не уйти, но попробовать стоило бы. Такой позорной трусихе не помешало бы хоть одно мгновение храбрости…
Клео ответила свирепым взглядом:
— Плохо же ты меня знаешь, если называешь трусихой!
— Достаточно…
— Ничего ты не знаешь. То, что произошло с твоим братом, было ужасной трагедией! Я и не думаю оправдывать сделанное Эроном, потому что он поступил мерзко. А моя ошибка в том, что я не остановила их ссору, пока возможность была. Я страшно переживаю случившееся в тот день! Можешь сколько угодно ненавидеть меня, но клянусь именем богини: если тронешь Ника, я сама тебя убью!
И она действительно имела это в виду. Каждое слово. Каким бы глупым, слабым и попросту смехотворным ни было это слово.
Йонас уставился на нее так, словно ни в коем случае не ждал от нее подобных речей.
— Во дает, — сказал он затем. — Начинаю подозревать, что ты не просто смазливенькая пустышка.
— Не смей ее оскорблять! — дернулся Ник.
Йонас закатил глаза:
— Да, принцесса, по крайней мере один поклонник среди нас у тебя есть… Этот малый жизнь за тебя готов отдать, так ведь? Отдашь, Ник? Готов умереть за свою принцессу?
Ник трудно сглотнул, но не отвел глаз от лица Клео.
— Да, — сказал он. — Готов.
О богиня, это было уже слишком! Клео не могла просто так стоять и смотреть, как Ник гибнет от руки этого мерзавца.
— А я — за него, — твердо проговорила она. — Так что убери от него свой дурацкий кинжал и направь его на меня!
Йонас прищурился:
— Давай-ка договоримся об условиях, на которых твой любезный дружок останется жив. Не хочешь поторговаться?
Клео смотрела на него с ужасом и отвращением. Лишь один ее ответ мог дать Нику шанс на спасение.
— Я тебя слушаю, — сказала она.
— Условие такое: ты пойдешь со мной по своей собственной воле. Не будешь пытаться сбежать или еще как-то безобразничать. — Он наклонил голову. — И тогда я дам возможность твоему дружку задать стрекача, унося на костлявых плечах рыжую голову.
— Клео, нет!.. — зарычал Ник. — Не делай этого!..
Принцесса стояла с высоко поднятым подбородком, выдерживая обжигающий взгляд Йонаса.
— Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты меня не убьешь? Чтобы согласилась пойти с тобой, даже не зная, куда поведешь? Я ведь слышала, что бывает с девушками, которых дикари похищают…
Он рассмеялся:
— Вот, значит, как ты обо мне думаешь? Считаешь дикарем?.. Что ж, очень по-оранийски… Знаешь, я мог бы его просто прирезать, да и дело с концом. А торгуюсь с тобой именно потому, что я — не дикарь. В отличие от тебя и твоего приятеля, убившего моего Томаса!
Клео лихорадочно соображала. Если она уйдет с Йонасом, то вручит свою судьбу парню, который ненавидит ее и винит в смерти брата. Но если она ответит отказом и попытается убежать, язычник, без сомнения, убьет Ника. Стоит допустить это, и она никогда уже не сможет жить с собою в ладу.
— Что ж, отлично. Я пойду с тобой, — сказала она наконец. — А теперь убери кинжал от его шеи, не то тебе придется очень, очень пожалеть об этом, слышишь ты, грязеед, рожденный в свинарнике!
Это, конечно, была пустая угроза. Тем не менее, доведись Клео заполучить тот самый кинжал, она всадила бы его Йонасу в горло по самую рукоять. Без малейших сомнений и без зазрения совести.
— Понял, принцесса.
И пелсиец неторопливо отвел лезвие от горла Ника.
— Клео, что ты творишь? — В голосе молодого придворного звучала паника. — Не смей соглашаться!
Но если Клео о чем и горевала, то вовсе не о том, что угодила в лапы молодого дикаря, привыкшего убивать без разбора. Ей было плохо оттого, что поиски лекарства против болезни сестры теперь действительно завершились. Ничем.
— Продолжай расспрашивать о Хранительнице, — велела она Нику. — А обо мне не волнуйся!
— Не волноваться о тебе? Да у меня другого занятия не будет, кроме как за тебя переживать…
— Йонас обещал не убивать меня.
— И ты поверила?..
Лицо Ника было искажено страданием. А ведь обычно он двух слов сказать не мог без улыбки и шутки.
Что ж, Клео оставалось только верить своему похитителю. Особого выбора не было.
— Ступай, — сказала она. — И не пытайся за нами следить.
Йонас сгреб ее за руку выше локтя и повел по дороге. Не к гавани, куда они с Ником собирались, а прочь. После вчерашней грозы на дороге еще не высохли грязные лужи. Йонас уже через плечо обернулся к молодому оранийцу и мрачно сказал:
— Потащишься следом, и уговору конец. Принцесса останется у меня, а тебя я зарежу. Так что дуй домой — там безопасно!
И Ник остался стоять, задыхаясь от бессильной ярости, сжимая бесполезные кулаки и глядя, как Йонас чуть не волоком тащил Клео прочь. Лицо юноши по цвету не отличалось от рыжих волос. Клео все оглядывалась на него, пока он не сделался всего лишь точкой вдалеке…
— Куда ты меня ведешь? — спросила она.
— Заткнись.
Клео с шипением перевела дух.
— Ника здесь больше нет, — сказала она. — Грозить некому.
— И ты собралась меня изводить? Ох, не советую, принцесса. Результат может очень тебе не понравиться…
— Даже странно, что ты употребляешь мой титул, — заметила Клео. — Видно же, что не питаешь к нему уважения.
— А как мне тебя еще называть? Просто Клео?
Она глянула на него с нескрываемым отвращением:
— Так меня зовут только друзья.
Йонас хмуро покосился на нее:
— Тогда я точно не стану тебя так звать. Нет уж, пускай будет «принцесса». Или, может быть, «ваше высочество». Буду говорить и каждый раз вспоминать, какой высокородной и могущественной ты себя чувствуешь, общаясь с ничтожным дикарем вроде меня.
— Вот ведь затвердил: «дикарь» да «дикарь»! Не дает тебе это слово покоя. Почему, интересно знать? Боишься, что это правда? Или тебе кажется, что оно не вяжется с твоей изысканной утонченностью?
— Может, заткнешься, наконец? Или как? А то я кляп-то живо сооружу…