Ирина Якимова - Carere morte: Лишённые смерти

"Для чьих рук предназначалось это оружие? Реддо? "Гроздья"? Или северяне? Или безумный одиночка, решившийся занять пустующее место Владыки вампиров?!..Или Мира сама вознамерилась стать Владычицей?! Невозможно… Немыслимо… Это не Мира!"

— Мира, что ты натворила?! — прошептал он. — И: ради чего! Ты обманывала меня, но и тебя обманывали!

— Мира ещё не очнулась, — торопливо сообщила Кристина, расслышавшая только начало фразы. — Донат от неё не отходит.

Винсент отнял руки от лица:

— Я сейчас поднимусь к ним.

Донат спал. В неудобной позе — скорчившись, на коленях, прижавшись щекой к безвольной руке матери. Винсент осторожно приподнял его, и мальчик вскочил сам, широко раскрыл заспанные глаза.

— Иди к себе, поспи, — он отвёл кузена в его комнату, через коридор. Мальчик не протестовал, толком не проснувшись. Потом Винсент возвратился к Мире.

Наконец-то они остались наедине. Он смотрел на безмолвную, неподвижную фигуру на кровати, и не мог её узнать. Это Мира? Кажется, это прабабка Регина вернулась: тяжелые веки, скрывающие равнодушные холодные глаза, злая усмешка на губах. Как будто, вскрыв тайник за зеркалом, Мира не уничтожила проклятие дома, а пустила его ещё глубже, дальше — в себя…

Винсент кружил по комнате. Чтобы пройти её из угла в угол ему хватало четырёх шагов, и теснота комнатушки только усиливала его раздражение.

— Почему ты ничего не сказала мне? — обвиняющее сказал он, остановившись на мгновение, повернувшись к Мире. Молчание в ответ. Нет, она ничего не скажет, возможно, её тут вовсе нет. Лишь пустая оболочка, кукла, а дух уже побеждён, порабощён новой Бездной…

— Почему? — повторил Винсент и уже не мог остановиться, продолжал ходить и говорить:

— Как ты могла молчать? Столько лет! Впрочем, знаю: ты ведь молчала и раньше. Но — это! Почему ты врёшь, всё время врёшь мне, за столько лет не научилась мне доверять! Неужели я не поддержал бы тебя, если б узнал о твоих опасениях насчёт Доната?! Ведь я говорил, клятва охотника для меня ничто! Но ты не слушала, ты никогда меня не слушала!

Твои охотники… Они обескуражены сейчас. Они раздавлены твоим поступком! Как ты могла помыслить, что они захотят принести Доната в жертву Первому?! Мы все боготворили тебя, а ты плюнула нам в лицо! Упрямый фанатик здесь — одна ты!

Я не понимаю, Мира! Как ты могла пойти на такое?! Глава охотников! Убрать одну Бездну, поставив на её место другую, сильнейшую?! Или дух прабабки околдовал тебя? О, я… почти рад, что остановил твой экипаж на ночной дороге. Пусть погубил тебя, зато отобрал оружие, страшнее которого свет ещё не видывал!

Он прервался на минуту, вытер пот со лба и снова глянул на Миру. Нет, её лицо ничуть не изменилось от его горьких, полных боли слов. Также холодна и равнодушна. Но Винсенту вдруг стало стыдно. Под этой ледяной коркой всё ещё бьётся её сердце. Может, и душа Миры сейчас плачет, стонет, умоляет освободить её от рабства у новой Бездны… Но что он может сделать, когда она сама закрыла все пути к своей душе, когда она сама сделала последний шаг — с края пропасти? Как ему дотянуться до неё теперь? Винсент скрипнул зубами от злости, уже не на Миру — на безнадёжность ситуации.

В единственное окно комнатёнки стучалась, просилась юная ночь. Винсент приоткрыл ставни, позволил звёздам и луне заглянуть в жилище бывшей вампирши. Он вдохнул холодный воздух осени, и злость совсем утихла.

— Я могу тебя понять, — гораздо спокойнее сказал он. — Ты поверила словам этих злодеев о том, что твой сын Избранный. О, эти негодяи знали, куда бить, воспользовались твоей старой слабостью! И — война с Дэви: всё тянется, не прекращается, кровь всех убитых взывает к отмщению… Но нет оружия, способного победить Владыку! Ты как глава охотников чувствовала себя ответственной за кампанию, начатую ещё Латэ, поэтому согласилась на страшное предложение… Но никогда, слышишь, никогда нельзя ставить ценность чего угодно выше ценности собственной души! Что же ты наделала, Мира! И я не могу понять: зачем ты лгала мне, зачем скрывала от меня всё это? — он не хотел, но снова и снова возващался к этому вопросу, своей главной обиде. — Если б я знал! Я бы сразу сказал тебе, что Донат не Избранный! И вместе мы нашли бы правильный путь. Почему ты ничего не говорила мне?!

Лунный свет заполнил комнатку, облил мебель жидким серебром, в ворсе ковра запутались маленькие звёздочки. Лунный свет омолодил спящую женщину. Бледная кожа бывшей вампирши словно светилась, волосы золотились, как робкие рассветные лучики. Винсент застыл, глядя на это извечно любимое лицо. Это была она, прежняя Мира, не призрак Регины, не изъеденная пустотой оболочка. Глубкая страдальческая складка у бровей, печальные тени в углах рта — усталость вуалью лежала на этом лице. Усталось и не замеченное Винсентом прежде глухое отчаяние.

Поддавшись порыву, Винсент опустился перед кроватью на колени, взял Миру за руку, как прежде Донат.

— Я тоже виноват. Должен был почувствовать, как тебе плохо. Не должен был отступать, когда чувствовал твою ложь. Если б я чуть надавил — ты бы рассказала мне всё, — быстро-быстро заговорил он, торопясь сказать всё, пока Мира, может быть, слышит его. — Или нет? Наверное, нет. У меня нет ключей от твоей души, нет и никогда не было. Ты для меня — запертая шкатулка… Мира, ответь! — потеряв терпение, боясь предаться отчаянию, он затормошил её руку. — Ответь же…

Огонёк единственной свечи дрожал под порывами холодного осеннего ветра, причудливые тени лизали то один, то другой угол комнаты. И Винсенту в пляске этих теней являлись картины прошлого. Также споро, ровно, быстро накрывала спящий город тень carere morte когда-то, давным-давно. Где-то среди них носилась и Мира, но тогда он не знал, что тётушка одна из бессмертных… Не верится, что такая длинная дорога привела их к началу! К её лжи, замешанной на отчаянии, к его ненависти, замешанной на любви. Нет, не может быть такого глупого повторения! Мира лгала сейчас не потому, что стыдилась и не потому, что боялась довериться кому-либо, даже ему. Кажется, он понял, почему…

— Кажется, я понял, почему ты лгала мне, тётушка, — прошептал Винсент. — Ты хотела, чтобы я узнал обо всём этом ужасе сам, потом, когда ты уже совершила бы свой последний, самый страшный шаг. И ты хотела, чтобы, узнав о твоих страшных делах и твоей лжи, я возненавидел тебя. Но я давно не наивный мальчик, Мира. Это ещё одна твоя ошибка: ты недооцениваешь меня! Я понял. Ты хотела, чтобы в ненависти к тебе я забыл свою больную любовь, и лишь поэтому лгала… Я всё понял, милая, любимая моя! Прости меня.

Он поцеловал её тонкую руку и почувствовал — слабая дрожь пробежала по пальцам Миры… Винсент лбом уткнулся в холодную ладонь бывшей вампирши. Домашний любимец, напрасно ожидающий ласки — эта рука больше не шевельнулась.