Алла Пинейру - Колыбель Героев

«Ничего себе проверочка», — поразился Юч про себя. У мага начинали слипаться глаза — день выдался насыщенным, и даже то, что где-то там в темноте бродит одноглазая людоедша, не помогало в борьбе со сном.

— Может, вы станете нашим боевым магом? — неожиданно спросила Сэльда. — Раз ваши связи с тридцать восьмой квартой все равно порваны?

Юч энергично замотал головой, пытаясь отогнать сон и отказываясь от лестного предложения.

— Я не могу предать кварту, к которой примкнул недавно, и которой поклялся помочь в их непростой миссии, — отчаянно зевая, сонным голосом заявил он.

— Не отказывайтесь сразу, — умоляющим тоном сказала магичка Альби. — Утро вечера мудренее. Я как раз собиралась окружить нас малым Куполом, чтобы мы могли выспаться. Конечно, чужие Куполы тут пробивают сплошь и рядом, но лучше все-таки с ним, чем без него, правда?

«Нечего сказать, обнадежила», — вздохнул Юч. В присутствии семьдесят второй кварты и в отсутствии любимой Лолы маг заметно потух и стал удивительно тихим и немногословным. — «Но эта Альби права, утро вечера мудренее. Утром я подумаю, как выбраться отсюда!»

Глава 34

Над Миадвэем огненной рекой разливался закат, путаясь в пушистых ветвях хвойного леса. Чем дальше на север от бесплодной Синейской пустоши, тем лес был гуще, и тем чаще в нем попадались поселения йонов. Как птичьи гнезда, дома людей-птиц помещались на деревьях и соединялись подвесными деревянными мостами. Мосты образовывали улицы и перекрестки, на них кипела жизнь — йоны перемещались по шатким «улицам» так же уверенно и легко, как по земле.

Особенностью расы было то, что взрослый йон весил едва ли не меньше, чем человеческий подросток нормального телосложения. Ступи на мосты какой-нибудь здоровяк из Караги или Энейи, и хрупкие конструкции не выдержали бы. Йоны мягко говоря не жаловали чужеземных гостей, и те, кого не порубили местные берсерки еще на подступах к границам Миадвэя, рисковали переломать себе кости при попытке наведаться в йонский дом. Свои «гнезда» люди-птицы вили высоко, тут и насмерть расшибиться недолго. Что и говорить, дружелюбный народ эти йоны.

Закат полыхал над негостеприимным лесом, когда я наконец открыла глаза. Шкруть меня заешь, что происходит? Я провела ревизию собственного тела, убедилась, что все в целости, только вот положение этого самого тела наводило на безрадостные размышления. Судите сами — я болталась вниз головой на плече у йона, тычась лицом в пропахший костром серый плащ. От мужчины исходил странный тонкий запах, не похожий на запах человеческого пота. Даже скорее приятный, чем нет. Да уж, Алата, нашла о чем размышлять — о том, как пахнут эти мерзкие берсерки! Не парфюмом же королевы Келассы им благоухать.

Стальной Молнии при мне, разумеется, не было. Я чувствовала это, даже болтаясь мешком у йона на плече и не показывая вида, что очнулась. Интересно, куда они нас тащат? Сквозь щелочку в приоткрытых веках я заметила Шактаяра и Азаль в таком же бедственном положении, на плечах у здоровенных йонов. Где-то вне поля моего зрения наверняка нашлись бы и Эш с Натэей. Позади нас бодро вышагивала пестроволосая йонша, которой доверили нести оружие пленников. Подмышкой у нее была зажата Лола — последний привет от нашего Юча. Интересно, как так получилось, что маг остался на пустоши, а его неразлучная спутница путешествует дальше с нами? То, что Юч не прорвался сквозь Купол следом за книгой, я чувствовала. Все еще оборванные связи кварты, фальшивая боль утраты… Не сразу поймешь, что лучше — остаться на Синейской пустоши или попасть в плен к йонам.

Рукоять Стальной Молнии дразнила, выделяясь на фоне эшева Крика Солнца и шпаги аларинца. Дотянуться бы, и…

И что? Ехидный внутренний голос поспешил вмешаться в мои героические размышления. У йонши, несшей оружие, на щеке выделялось бесформенное алое пятно, выдававшее в женщине берсерка. Прочие миадвэйцы, подло напавшие на нас у границы Синейской пустоши, могли похвастаться такими же украшениями на хищных горбоносых лицах. Это означало, что стоит мне дернуться невпопад, и шесть мечей — у йонов они были короткими и широкими у гарды — порубят меня без промедления. Даже пикнуть не успею. Против берсерка, для которого во время боя не существует никаких моральных и прочих преград, даже опытному воину Колыбели Героев придется изрядно попотеть. А недоученному воину? А безоружному? А одному против шестерых? Вот поэтому я временно перестала вздыхать о недостижимой Стальной Молнии и продолжила изображать бесчувственное тело. Только мозг лихорадочно работал в поисках выхода из создавшегося положения.

Спроси любого, хоть сколько-нибудь проучившегося в знаменитой магнамарской крепости, что самое важное для воина?

— Сила, — не задумываясь, ответят одни. — Умение нанести сокрушающий удар, блистательное владение оружием.

— Отвага, — возразят другие, и в числе их будет Эш. — Готовность встретить лицом к лицу любую опасность. Умение не спасовать перед превосходящими силами противника и с гордо поднятой головой принять самое безнадежное сражение.

— Ум и хитрость, — не согласятся третьи, среди которых буду и я. — Умение в любой ситуации сохранить холодный разум и выбрать то самое, единственно верное место и время, когда воин-одиночка сможет дать отпор целой армии.

От прилившей к голове крови шумело в ушах, но тренированного воина Колыбели этим не проймешь. Висим. Думаем. Выжидаем.

Интересно, Эш уже очнулся? Только бы этот герой не вздумал начать отчаянное сопротивление, едва придя в себя. А то с него станется «с гордо поднятой головой» ввязаться в бесполезный самоубийственный бой. Если бы соратники по кварте умели передавать друг другу мысли, я бы непременно передала болтающемуся в нескольких шагах от меня Эшу всего три слова «Помни о Марчисе». Мертвые мы ему не поможем. Что бы не там не вопила уязвленная гордость воина Колыбели, самое время заткнуть ей глотку. Самое время вспомнить о том, что есть случаи, когда даже ученику прославленной цитадели полезнее быть живым трусом, чем мертвым героем.

К тому же, ожидание нужного момента — это не трусость. Это хитрость.

— Может, перестанешь притворяться? — тем временем донесся хрипловатый голос йона, который нес драгоценную ношу в лице меня. — Если можешь идти сама, иди. Я тебе не ездовая лошадь.

Удивительно, но ожидаемой грубости и презрения к ненавистным чужакам в голосе миадвэйца не было. Интонация была примерно такая же, как у Шактаяра, когда тот пытается меня поддеть своими язвительными замечаниями. Интересно, как этот ходячий птиц почуял, что я очнулась? Я соскочила на землю и пошла рядом.