Виктор Исьемини - Дыхание осени

— Эй, где вы там? Давайте, поднимайтесь за мной.

Из-под сапога выкатился круглый булыжник, Ингви споткнулся, кадка с Древом вывернулась из рук, раскололась на камнях, а король с руганью съехал на несколько шагов вниз по крутому скату. Скользкие, смоченные дождевыми каплями, камешки сыпались из-под его ног, не позволяли остановиться.

Наконец Ингви сумел затормозить, ухватившись руками за сухие стебли, опутавшие камень. Поднялся, скептически оглядел разбитую кадку, пошевелил белый ствол.

— Вот это да! Вот это… вот…

— Что там у тебя? — окликнула Ннаонна.

— Древо проросло здесь на склоне! — прокричал Ингви. — Я не смогу его поднять, не повредив корней!

Спутники догнали короля и остановились, рассматривая белое растение, которое впрямь успело угнездиться на склоне и теперь выглядело так, будто пробилось из земли на этом месте и с тех пор росло здесь.

— Хм… ты же сам говорил, что оно о себе позаботится! — сказал вампиресса.

— И нам легче, не придется эту тяжеленную штуковину, слышь-ка, на себе переть. — Все к лучшему!

— Ну что, нагляделись на эту дубину? Пойдем, что ли? — Ннаонна зябко поежилась.

Ветер с моря дул ровно и сильно, и стоять на склоне стало довольно зябко. Ингви не отвечал, он осматривал окрестные склоны. Тем временем Никлис приложился к фляге, фыркнул, утерся рукавом и объявил:

— Чего глядишь, твое демонское величество? Дорогу высматриваешь? Так вон, слышь-ка, за тем холмиком драккар Толстяка Рогли зимовал. Оттуда можем поискать прежний-то путь.

— Идем. Мне страшновато оставлять Древо здесь без присмотра… хотя, честно говоря, как его утащить отсюда по скалам, понятия не имею. Но если осенью в горах пойдут большие дожди, сюда хлынут потоки, а дерево на склоне… как бы не смыло.

— До осени оно вымахает так, что его никаким потоком не стронешь, — успокоила Ннаонна. — Потому и растет теперь. Таков его план!

— Ты думаешь, все было спланировано заранее? Быстрый рост Древа, мое падение на склоне?

Ннаонна поглядела на удивленное лицо Ингви и расхохоталась. Она, как обычно, болтала все, что приходит в голову и предоставляла королю собственными силами отыскивать логические связи в ее словах. И демон справлялся!

— Так ты шутишь… а ведь это похоже на правду.

— Однако, господа мои, не двинуться ли нам в путь-дорожку? — осведомился Никлис.

— Что ж, идем.

Никлис не ошибся, на берегу, там, где он и показывал, остались следы зимовки морских разбойников. Оттуда и стали искать обратный путь. Ннаонна полагала, что она, с ее эльфийским чутьем, сумеет стать следопытом и выведет всех к мокрогорским фермам, но на деле дорогу определял Ингви. Он поднимался на склон повыше, осматривал окрестности, потом указывал направление… и впрямь, Ннаонна узнавала места, которыми их вел король. Сперва девушка заподозрила секрет и решила вызнать, как именно Ингви определяет путь в горах. Следила, но так и не поняла, чем король руководствуется в выборе направления. Потом решилась и после того, как Ингви в очередной раз указал дорогу, окликнула его.

— Погоди, а откуда ты знаешь, как нам идти?

Вместо ответа король указал пирамидку из камней. Этот путь был отмечен могилами аршванов. Когда миновали захоронение, Ингви поднимался на горку повыше и высматривал оттуда очередную могилу. Обычно удавалось отыскать без труда. Как сами аршваны нашли дорогу с побережья — это оставалось загадкой. Впрочем, пару раз Ингви сбился с прямого курса, должно быть, там аршваны в своих зимних странствиях бродили по кругу. Но королю помогало то, что они с Ннаонной старательно отмечали пройденный путь, так что петлять пришлось немного.

Погода во время путешествия была не очень-то типичной для лета. Небо то и дело закрывали тучи, частенько шел дождь. Мокрые горы не зря носили свое имя. Здесь, в этом сыром унылом краю, уже вполне явственно ощущалось дыхание осени — тогда как весь мир наслаждался летним теплом… ну или мучился от летнего зноя, это как посмотреть.

По горам брели шесть дней. К вечеру шестого дня Ннанонна обнаружила силки, расставленные на прогалине. Случилось это так. Никлис шагал первым, у него подходил к концу запас вина, от чего начальник королевской стражи сделался мрачным и угрюмым. Путь пролегал в лесистой долине между пологих склонов, и Никлис брел по звериной тропе, не глядя по сторонам.

— Стой, — окликнула его Ннаонна, — ни шагу!

— Чего, твоя милость?

— Гляди-ка, что здесь?

Девушка вытащила меч, подошла к Никлису, встала рядом и ткнула острием в ворох палой прошлогодней листвы. Раздался щелчок, прелые листья разлетелись в разные стороны, а перед носом Никлиса взметнулась упругая веревка. Бывший разбойник инстинктивно отскочил в сторону, хватаясь за оружие. Потом расслабился — перед носом покачивалась веревочная петля.

— А я, слышь-ка, сперва решил: змеюка! — объяснил он. — А это… это значит…

— Это значит: дошли, — объявила Ннаонна. — Мы дома.

ГЛАВА 26 Юго-восточные окраины Мира

По Миру ходят многочисленные сочинения, приписываемые Мерку Новому — бродяге, насмешнику и острослову, который взял себе имя в честь Мерка, знаменитого философа древних времен. Кем был тот Мерк, да и существовал ли он? Никто не знает наверняка, однако слава его такова, что новый странствующий философ решил назваться Мерком — разве что присвоил дополнение «Новый». Впрочем, и в существовании этого современного Мерка многие сомневаются.

Находятся люди, которые утверждают, будто видели знаменитого бродягу. Но вот незадача — одни описывают его тощим сухощавым аскетом, другие утверждают, что Мерк Новый — полнокровный коротышка, обжора и выпивоха… Иногда Мерк был бородатым старцем, иногда — юнцом, едва начавшим бриться… Да вот еще: при императоре Элевзиле Мерка Нового казнили семнадцать раз — за высказывания, подрывающие устои Церкви и государства. Семнадцать! И всякий раз Мерк объявлялся сызнова. В короткое правление Алекиана Мерка казнили пока что единожды, в Велинке. А вскоре Мерк объявился снова, как раз неподалеку от Велинка, и на этот раз он был толстым коротышкой, больше всего похожим на монаха. Чудны дела твои, Гилфинг Светлый…

Но что не подлежит сомнению — по Миру ходят многочисленные сочинения, приписываемые перу этого многоликого пройдохи. Эти записи частенько переплетены в обложки других книг, чтобы укрыть от глаз шпионов Церкви. Бывает, они изложены скверным почерком, потому что переписаны не в монастырской келье братом каллиграфом, а полуграмотным подмастерьем или торговцем, а то и подростком, едва овладевшим грамотой. Одна из этих книг называется «Возвращение».