Ольга Денисова - За Калинов мост

– Откуда ты знаешь? – она повела его к домику.

– А что, разве не видно?

Маринка еще сильней вцепилась в его локоть:

– Я думала, ты умираешь… Я так испугалась, Медвежье Ухо. Что он с тобой сделал?

– Просто в болевую точку ударил, только и всего. Очень эффективно, но почти безопасно.

– Не надо было тебе подходить… – Маринка скрипнула зубами, – теперь я нисколько не сомневаюсь, что он может убить одним ударом.

– Конечно, может, – Игорь слабо улыбнулся, – но чем бы все это закончилось, если бы я не подошел?

Маринка вспомнила, в каком отчаянье стояла, прижатая к дереву, и как ей было страшно при этом. Игорь отлично понимал, что не справится с Сергеем, знал, чем рискует, и все равно прибежал.

– Я очень тебе благодарна, Медвежье Ухо. Ты спас меня. И не вздумай сказать, что в этом нет ничего особенного.

Он пожал плечами и улыбнулся.

Qui quaerit,inveniet,pulsanti aperietur [2]

Бесконечное скошенное поле стало частью его жизни. Там, куда Она уходила, цвели сады, журчали прозрачные ручьи, мягкая трава устилала благодатную землю, а он оставался созерцать серенький полусвет, однообразный, наскучивший, грызущий душу своей монотонностью.

– Ну, оглянись, – бормотал он, как заведенный, – оглянись хотя бы раз…

Исполнение желаний… Кто не мечтает исполнить все свои желания? Он мог исполнить любое, только желаний у него не осталось. Кроме одного. Как раз того, исполнения которого он пока не сумел добиться. Философ, он прекрасно понимал, что, получив желаемое, немедленно к нему охладеет, но от этого оно становилось еще желанней. Избавиться от жажды. Человек ищет воду в пустыне не для того, чтобы хранить ее, лелеять, любоваться и наслаждаться обладанием. Он хочет ею напиться. Для того чтобы не чувствовать жажды.

Oenothera libertus не умела исполнить желаний, верней, только одно желание она и исполняла – переправляла через Стикс. Но это желание с тем же успехом исполняли веревка и мыло. Не каждый, попавший туда, возвращался обратно. Снова клубки, и оборванные нити, и калейдоскоп информационных полей…

Он едва не отчаялся, когда из хаоса всплыло слово «колдовство». Не магия, давно превратившаяся в науку, не обряд, не ритуал, ни священнодейство – колдовство, не доступное смертным. Но слово, поначалу показавшееся олицетворением безнадежности, вскоре обернулось другой стороной: бессмертие и могущество. Не жалкое могущество жреца или шамана, которым он так гордился и которое считал предельно достижимой высотой, и которого давно достиг и успел отчаяться от никчемности этого достижения. Перед ним открылась следующая ступень, ступень, которой еще никто не достигал – сравняться силой с богами, стать одним из них.

Бесконечное скошенное поле из непреодолимой преграды превратилось в стартовую площадку, за блеклой чертой горизонта мелькнул огромный мир. Не жалкий шарик, окруженный эфемерной, летучей оболочкой, не трехмерное пространство, в которое заперт человек – мир, таким, каким он создан, с бесконечным числом измерений, искривлений и флуктуаций.

Даже Ее тонкий силуэт, притягивающий его столько лет, померк на фоне этого сверкающего мира. Бессмертие и могущество. Проход в царство мертвых. Для всех, для каждого живущего. Туда и обратно, по своему желанию. Верней, по желанию его, смертного, сумевшего стать богом.

Oenothera libertus. Кто сам вырастит ее, тот получит право на колдовство. Тот по своему усмотрению сможет отправлять и возвращать людей туда и обратно. Полновластный хозяин пограничной заставы – только боги могут стоять на страже этой границы, только боги могут решать, кого пропустить через Стикс и кому позволить вернуться назад. И для того, чтобы стать таким богом, надо всего лишь обеспечить репродукцию Oenothera libertus.

Теперь калейдоскоп информационных полей вращался в другой плоскости. Вместо бестолковых фантазеров дело пришлось иметь с мудрецами. И неизвестно, кто из них вышел лучшим мастером наводить тени и сгущать краски. Мудрец, в попытке казаться еще мудрее, на одно значимое слово умел накрутить тысячу ненужных, зато красивых и сложных, недоступных пониманию непосвященного.

Тонны книг, километры исписанных свитков легли на стол одним листком бумаги.

Игорь. 20 сентября, вечер

«…молодецкое сердце не выдержало – смял он девичью красу»

Она обнимала его и назвала милым медвежонком. Игорь так и не понял, как к этому относиться. Смешно было рассчитывать на победу над героем спецназа, но и столь позорного поражения Игорь не ожидал. Даже не одним ударом, одним движением поставить на колени и вынудить корчиться от боли и лить слезы – это, конечно, профессионально. Но она обнимала его. Просто пожалела? Да наверняка!

Еще накануне, днем, когда Игорь проснулся и увидел ее спящей на расстоянии вытянутой руки, он понял, что крепко влип. Смутное томленье от ее очарования неожиданно вылилось в тяжелую жгучую страсть, клокочущую и рвущуюся наружу. Он не ожидал этого от себя, совершенно не ожидал. Было ли этому виной появление Сергея с его примитивными желаниями, или близость ее тела и его пьянящие запахи, или пережитый ночью переход, обостривший его восприятие еще сильней? Какая разница?

Игорь хотел и не мог отвести от нее взгляд. Защитить, укрыть, окружить заботой и нежностью – теперь этого явно не хватало. Пока его желания не шли дальше проявлений теплого дружеского расположения, он мог позволить их себе. А что делать теперь? Что делать с мучительным влечением, потребностью сейчас же, немедленно сгрести ее в охапку, прижать к себе и унести куда глаза глядят, подальше от этого сильного и красивого героя? А там будь что будет…

Он собирался взять себя в руки и хотя бы успокоиться, ушел из домика и долго бродил, прихрамывая, по берегу озера, пока не увидел метрах в двадцати от берега одинокую белую кувшинку. Было бы верхом безрассудства после перехода по болоту снова лезть в ледяную воду, но Игорю как раз хотелось чего-нибудь безрассудного, отчаянно глупого и решительного. Он разделся и поплыл за цветком, надеясь, что озеро немного охладит его пыл. Змею в воде он приметил не сразу – она плавала кругами вокруг кувшинки, приподнимая головку над водой. И встреча эта снова заставила его убедиться в том, что его восприятие мира меняется. Он словно на миг оказался в ее чешуйчатой шкурке, ощутил, как прохладная вода вьется вдоль гибкого тела, тонко, еле слышно вибрирует пространство вокруг, и заметил приближение собственного теплого дыхания. Ты отпустил нашу сестру. Мы проснулись сами и разбудили белый цветок, чтобы ты мог обрадовать ту, которая нас боится.