Константин Бояндин - Умереть впервые

— И мне, — сказала Кинисс. — Пять из них уже не населяют наш мир. Мы не знаем, что это за зал, зачем статуи, зачем карта… Очень мало осталось от их культуры. Возможно, это самый большой ее фрагмент.

— А где здесь сами Акайиф? — спросил ее Таилег, вернувшись к карте Ралиона.

— Их здесь нет, — ответил Рамдарон спокойно. — Как нет и в других подобных залах. — Кинисс приоткрыла было рот, но промолчала.

— Что же это все значит? — озадаченно спросил Тарц, указывая пальцем на рельефную карту. — Были народы… да сплыли? Что стряслось с ними? Я вижу здесь множество городов — там же, где и сейчас. Только что лесов побольше было.

— Уйдемте отсюда. — Кинисс выпрямилась и вновь поклонилась улыбающемуся богу. — У нас сегодня праздник, а это место наводит на печальные мысли.

Все остальные тоже поклонились статуе — кто от чистого сердца, кто с испугом.

Никто не проронил ни слова до того момента, как все вернулись в замок.

— Ладно, ребята, — подал голос Тарц. — Мы пока еще живы, так что давайте веселиться. Мне нужно успеть уплыть на Материк, пока этот ветер не разошелся как следует.

Они веселились от души. Даже в такой небольшой компании нашлись и музыканты, которым было под силу исполнять разнообразные мелодии — от жизнерадостных до печальных. Тарц извлек из недр своих карманов редчайший на Ралионе инструмент — губную гармонь — и довольно долго поражал тонкой игрой благодарных слушателей.

— Проклятье, аж слезы наворачиваются, — признался он позже, когда был зажжен камин и разлиты напитки. — Превосходный инструмент. Эта гармошка мне обошлась в целое состояние, но она того стоит. — И подмигнул Таилегу.

…Леглар допоздна занимал слушателей небывалыми историями из своего бурного прошлого, но Таилег, немного захмелевший, извинился и оставил компанию.

Он долго стоял на балконе, глядя на север, и думал о подземном зале, который и тысячелетия спустя оставался чистым и нетронутым, и вспоминал слова Рамдарона. «Неужели мы — только пылинка?»

Утром, когда Тарц попрощался со всеми и отправился к крохотной пристани, Даал и Кинисс пригласили Таилега в библиотеку. Рамдарон с утра ушел заниматься раскопками.

— Прежде чем попрощаться, — сказала Кинисс, — я хочу передать тебе привет от Арлиасс Саглаар анс Шиора. От ее и своего имени я приглашаю тебя на Лирид-Хаас, Праздник Возрождения, посвященный нашему богу.

— Спасибо, — ответил Таилег искренне. Он был удивлен официальным и немного насмешливым тоном рептилии. — Но праздник… даже не знаю… я еще после предыдущего Праздника не совсем в себя пришел.

Кинисс и Даал переглянулись.

— Ему ничего не рассказывали, — пояснил Даал и продолжил, обращаясь к Таилегу: — У тебя, дружище, будет достаточно времени, чтобы отдохнуть перед Лирид-Хаас. Праздник будет через семьдесят три года.

Кинисс отошла к окну и принялась разглядывать прибрежные скалы.

— Ты… шутишь?.. — Таилег ощутил, как неприятный озноб неожиданно охватывает его тело. В глазах наставника не было и следа улыбки.

— Помнишь, как после возвращения с Золотого Праздника мы уговаривали тебя посетить магов и разнообразных священников?

— Помню, — кивнул Таилег. Он отказался показываться кому бы то ни было.

— Остальные все согласились, — продолжал Даал. — Поскольку ты отказался, мы смогли предоставить им только косвенные сведения. Тем не менее итог был точно таким же.

Кинисс повернулась к ним снова.

— И что это за итог? — спросил Таилег. В горле пересохло. Что там предрекли всем им? Перерождение? Постоянные несчастья и приключения? Широкий выбор проклятий на усмотрение какого-нибудь божества?

— Все известные нам божества сообщили, что мы четверо, включая тебя — все, кто были обладателями небезызвестных булавок, — не видны отныне богам и находимся вне их влияния.

— Что с того? — изумился Таилег. — Ну не видны, и ладно… Иногда это даже полезно… прости, Кинисс! Что это значит-то?

— Среди прочего, — продолжил Даал по-прежнему спокойным тоном, — это означает, что ты не можешь умереть. Смерть и перевоплощение — тоже область влияния богов.

Таилег уселся прямо в кресло, из которого только что поднялся. Смысл сказанного не доходил до него. Как это — не можешь умереть? Что же тогда?

Кинисс подошла к широкому зеркалу, что было напротив входа в библиотеку, и поманила их к себе.

— Ты должен знать заклинание — стихотворную фразу «Отражение живущих», — обратилась она к Таилегу. — Судя по тому, что я знаю, должен.

Таилег кивнул, пытаясь привести в порядок свои мысли.

— Читай, — приказала рептилия и указала на зеркало. — Читай, и все увидишь сам.

Язык у Таилега немного спотыкался, но фраза была достаточно коротка. «Зачем весь это спектакль? — подумал он, совершая жестикуляции, которые неведомым образом почерпнул прямо из чужого сознания. — Чтобы заклинание подействовало, мало просто выучить его слова».

Зеркало отозвалось низким колокольным звоном и слегка засветилось.

Три пары глаз — Кинисс, Таилега и Даала — глядели в зеркало.

Две пары глаз — Кинисс и Даррилхоласса, сидящего рядом с Таилегом, отразились в нем.

Три фигуры по эту сторону, не считая кота.

Две фигуры по ту.

— Мне очень жаль вас, — произнесла Кинисс и Таилег, услышал в ее голосе сострадание. — То, что вам предстоит, выше сил многих из смертных.

Кот в зеркале нервно пошевелил ушами. По эту сторону зеркала он был по-прежнему невидим.

43-й день зимы.

Таилег не сразу отозвался, когда Рамдарон позвал его обедать.

— Ну, что сегодня? — поинтересовался археолог, и Таилег молча показал ему темную от окислов медную пластинку. На ней, под толстым слоем зелени, были слабо различимы какие-то рисунки. Или надписи.

— Отлично! — Рамдарон просиял. — Уже четвертая. Ну что, вылезаешь? Я тут слегка закоченел.

Это было понятно. Снег на Нинцоре был редкостью, но шквальный ветер, температурой всего на несколько градусов выше точки замерзания, был и без того серьезной угрозой жизни.

Оба археолога вылезли из пещеры, в которой ветер заунывно пел и причитал на разные голоса, и пошли к замку.

Таилег только теперь начал понимать, насколько основательно был построен замок. Толща камня скрывала его от преобладающих ветров, но большая часть солнечного света тем не менее попадала в его окна. Платой за некий компромисс была прохлада, которая воцарилась в замке. Большинство комнат зимой не отапливалась, и там отваживался гулять только кот. Ему с его зимней шубой было проще переносить подобные невзгоды.