Андрэ Нортон - Знак кота. Гнев оборотня

Глава девятнадцатая

Комната, куда мы попали, оказалась обыкновенной лавкой. У дверей горел обыкновенный светильник, свет которого еле достигал полок на стенах. Девушка держала в руках круглый фонарь, и под его светом фигурки на полках замигали искорками глаз, словно наблюдая за нами.

Я ощутил беспокойство, словно эту комнату переполняли тайны. Куклы, которые Равинга продавала на рынке у меня на родине, всегда были очень хороши, и каждый раз среди них находились одна–две с таким совершенным лицом и фигурой, словно их с великим мастерством слепили с живого человека. Такие куклы стоили очень–очень дорого, и покупали их обычно собиратели всякой невидали. У нас любят подобные безделушки и часто покупают их, кому какая по карману. Потому такие мастера, как моя сестра, пользуются большим уважением, а к их палаткам на рынке часто заглядывают и повелители Домов и их подруги.

Я остановился, чтобы получше разглядеть несколько фигурок, которые задержали моё внимание. Вот на полочке сидит песчаный кот, выпрямившись, он положил передние лапки на барабан, словно собираясь подыгрывать воздушным пляскам своего племени.

Я так и не рассмотрел его как следует. Моя проводница уже откинула в сторону занавесь над дверью, ведущей в глубь дома, и Мурри уже шмыгнул туда. Занавесь была сшита из лёгких шкурок, а за дверью открывалась большая комната, в которой, судя по всему, жили, а не торговали. Из этой комнаты вела ещё одна дверь, она была приотворена, за ней горел свет, и в проёме виднелся рабочий стол, заваленный, кажется, сырьём для работы.

Сама кукольница возникла в дверях мгновением позже и протянула вперед обе руки ладонями вверх. Так встречают желанного гостя. К моему полному изумлению, Мурри поднял переднюю лапу, полностью спрятав свои жуткие когти, и положил её на ладонь кукольницы. Так его лапа показалась очень большой, шириной чуть не в две ладони. Он издал глубокий горловой звук, каким его родичи приветствуют друг друга.

Равинга склонила голову в ответ.

Затем она так же протянула руки мне, и я поспешил коснуться её ладоней своими. Хотя я знал, что Равинга приближается к преклонным годам, она осталась такой же, какой я всегда помнил её — начиная с того дня много сезонов назад, когда впервые увидал её куклы на рынке и замер перед фигуркой воина в полном снаряжении, с дышавшей достоинством осанкой, совсем, как мой отец, когда он отправлялся с ежегодным визитом ко двору.

Тогда она приветствовала меня, не как ребенка, которого положено одернуть, чтобы тот не сломал изящную безделицу, а почти как своего коллегу–ремесленника, найдя время, чтобы ответить на все мои вопросы о воине и об его доспехах, незнакомых мне: фигурка изображала воина из Аженгира, страны, женщины которой в своё время тоже ходили на войну.

И с того времени я всегда был рад видеть кукольницу, хотя в последние два сезона наши встречи проходили немного неловко, она стала брать с собой свою ученицу, и Алитта сразу же дала мне понять, что не собирается якшаться с иноземцами, как её хозяйка. Она всегда находила какую–нибудь отговорку, чтобы улизнуть или хотя бы повернуться ко мне спиной, переставляя куклы на прилавке или усевшись в уголке и починяя сломанную куклу. К ним часто приносили такие, с просьбой вернуть к жизни покорёженное сокровище.

Вот и сейчас она уже исчезла, выскользнув через другую дверь. Дурно воспитана, подумал я. Впрочем… я никогда не искал ничьего общества, кроме моей сестры. Мне не имело смысла посещать праздник зрелости, где девушки выбирали себе супруга. Мне нечего было предложить даже самой завалящей девушке, ищущей партнера, а сейчас, в своих изорванных лохмотьях, я, наверное, представлял ещё менее привлекательное зрелище.

— Будь моим гостем, Хинккель, — приветствовала меня Равинга, и в этих словах было больше тепла, чем я когда–либо слышал от своих близких.

— Вы слишком добры к такому, как я, повелительница… я…

— Ты был призван, и теперь твоё место здесь, — её голос прозвучал столь властно, что сразу напомнил моего отца. Так властно, что у меня пропала охота отвечать на вопросы.

Не спрашивая о моих странствиях, она сразу провела меня в дверь, за которой исчезла Алитта, сквозь коридор мимо кухни. Вкусный запах из кухни заставил меня вспомнить о пустом желудке. Мурри уже сидел там, глядя на девушку, хлопотавшую у стола и плиты. Он пошевелил усами и облизнулся в предвкушении ужина.

Не задерживаясь там, хозяйка провела меня в одну из маленьких комнаток, очевидно, спальню. Такого обращения удостаиваются лишь почётные гости. Одну из стен украшала резьба, изображающая пляски песчаных котов, и эта картина немедленно приковала к себе мой взгляд, ибо лишь тот, кто был свидетелем этого зрелища, мог изобразить такое. Но этим гостеприимство не ограничилось. В углу меня поджидал большой чан — может быть, не такой роскошный, как в дворцовых банях, но по мне, так лучшего и не пожелаешь, — и по запаху я сразу понял, что к губчатым водорослям примешаны ещё и такие, которые очистят и ублажат даже самого утомлённого путешественника.

Вдобавок через палку для одежды были перекинуты красно–жёлтая юбка и сине–зелёный кафтан, расшитый по воротнику и краям крошечными хрустальными бусинами. А на полу, носок к носку, пятка к пятке, стояла пара мягких сапожек из шкуры орикса. Уронив свой заплечный мешок, я тупо уставился на все это великолепие.

Ночлег и пища — да, предложить их гостю вполне естественно, но вся эта городская роскошь — зачем? Опять возникло ощущение, что мною управляет что–то непонятное, и мне стало не по себе. Я был уверен только в одном — отказаться от предложенного таким образом значило нанести оскорбление. Вообще–то, в таком приёме вернувшегося из соло не было ничего необычного, если бы… если бы это были подарки твоих родных. А не женщины, с которой тебя не связывают кровные узы.

Я стащил с себя остатки дорожного платья и связал их в узел. Да, больше это уже не надеть. Так что первым делом мне придётся побеспокоиться о пополнении своего гардероба.

Затем я встал на ванный коврик и принялся растираться водорослями. Их предварительно подогрели, и моя исцарапанная, высушенная солнцем кожа жадно впитывала влагу. Я чувствовал, как расслабляется тело, как исчезает напряжение. Теперь я уже не раздумывал, почему мне оказали такой приём. Я просто погрузился в блаженную истому, и вообще ни о чём не задумывался.

Одежда оказалась по мне. Что стало очередным сюрпризом — если только Равинга не наловчилась на одежде для своих кукол до такой степени, что смогла по памяти подсчитать мой размер. И то — она не видела меня уже почти сезон. Сапоги только были чуть–чуть великоваты, ну и ладно, зато они не натирали кожу, как те латаные–перелатаные, которые я только что сбросил.