Юрий Белов - Четвертый вектор триады

— Чувствую я, что с этой красоткой придется повозиться, — бросил он Алексу, ожесточенно массируя активные точки на бровях и затылке, — займись пока его светлостью. Через минуту я буду в полном порядке, — в голосе Колдуна сквозили довольные нотки. — Сама того не желая, маленькая ведьма нам здорово помогла. Толстяк в полном откате. Я давно подозревал, что Оле-лучник и есть сын того шального эльфа из Северного Чернолесья. Вот и опять свиделись, гаденыш, — после паузы непонятно процедил Колдун и почему-то потер правый бок, на котором, как знал Алекс, у него был старый, давно зарубцевавшийся шрам.

Слог 20

КРУГ СОЗИДАНИЯ

Лэйм

Великие Древние Горы

Вечер

Бесконечное путешествие по однообразным скалистым ущельям подошло к концу.

Сан понял это, ощутив осторожное ментальное прикосновение. Летта мгновенно остановилась и положила руку на рукоять меча.

«Это Страж Святыни, — передал Сан. — Я позволил ему понять, кто мы и зачем сюда пришли. Он не ответил и быстро отключился».

«Мне это не нравится. Чувствуешь, как изменился воздух?»

«Да, малышка, не волнуйся, все будет хорошо».

Летта только фыркнула, отвернув свой слегка вздернутый нос. Она всегда сердилась, когда он говорил с ней, «как с маленькой», но Сан точно знал, что в глубине души ей это нравится.

Воздух действительно изменился. В нем появилась влага открытого водоема и аромат цветущих деревьев. Сюда же диссонансом вплетался настораживающий запах гарн, не сильный, но вполне явственный. «Думаю, нужно продолжать путь», — Сан ласково коснулся ладонью пушистой волны девичьих волос, в который раз удивляясь их красоте и мягкости. Летта сделала шаг и прижалась щекой к его груди. Она замерла, впитывая его уверенность и его силу, его нежность и его дремлющую страсть. Она знала, что он с ней и для нее, и будет так, что бы ни случилось. «Он мой», — в тысячный раз мысленно произнесла девушка, наслаждаясь переполнявшей ее энергией.

Сан глубоко погрузился в ощущения на своих ладонях. Он с привычным восторгом чувствовал шелковистую прелесть белокурых локонов, рассыпанных по плечам, и глубокое тепло легкого и сильного тела. Непередаваемым блаженством разливались в крови горячие толчки ее сердца, бьющегося за трепещущим чудом девичьей груди.

— Мы, кажется, куда-то шли. — Усилие Летты было поистине титаническим. «Опасность!» — вдруг ударила между ними мгновенная молния чужого сигнала, и два меча блеснули в воздухе едва ли не быстрее, чем разомкнулись объятия любви. Мир выпрыгнул из небытия, отбросив в память неутоленную нежность, и мягко покачивался перед глазами, осуждающе и недобро. В ущелье висела неподвижная ожидающая тишина.

— Это была проверка, — сказал Сан, внимательно осматриваясь. — Видимо, мы излучаем несколько необычную для этого места волну. И Страж захотел проверить нашу реакцию.

Летта опустила меч в ножны и, заставляя себя не смотреть на Сана, вслух проговорила:

— Нам придется вернуться на четыре дня назад. Ты снова станешь молчаливым и настороженным последователем Сатвы, а я блудной дочерью Великой Матери Амазонок. И мы будем просто друзьями. Договорились?

Она подняла глаза, и ее безукоризненной формы брови вопросительно выгнулись. Сан с бесстрастным лицом смотрел внутрь себя. Монотонный голос, привыкший к чтению сутр, сказал:

— Чтоб разорвать кармические путы, взрасти покой в мятущейся душе. Остановись. Прислушайся. То — Вечность.

Пауза была настолько многозначительной, что Летте на секунду стало страшно. Ей показалось, что именно этот Сан, холодный, как глыба льда, и исполненный внутренней силы, как аскет-отшельник, — настоящий. А тот, другой, трепетный и нежный, лишь сон, сладкий, но полузабытый.

— Я согласен с тобой, прекрасная незнакомка. — Сатвист ритуальным жестом сложил ладони перед грудью и склонил голову. — Для прохождения Испытания мы должны отрешиться от всего земного. Не желает ли моя госпожа продолжить путь?

Летта набросила на голову капюшон и, не глядя на Сана, проговорила:

— Ты правильно угадал мое желание, брат! Веди меня туда, где мы лучше узнаем мир и, может быть, поймем самих себя…

Снаружи Храм Пяти Первоэлементов производил двойственное впечатление.

Во-первых, поражал воображение колоссальными размерами и фантазией создателей. А во-вторых, пробуждал в душе непонятную тоску по утраченному идеалу.

Первооснова всегда виделась Сану в виде прекрасного ансамбля твердости и пластичности, устойчивости и подвижности, жаркого пламени и холодного блеска. В этом построении все должно было быть гармонично, каждый элемент должен был находиться на своем конкретном месте…

Действительность же оказалась совершенно противоположной. Фасад храма представлял собой высокую, не менее десяти длин дракона, стену, неровными террасами уходящую ввысь. Слово «неровность» только в малой степени описывает то нагромождение выступов и впадин, карнизов и пещер, в которое превращало стену дикое кипение застывшей тверди.

Здесь было буйство камня. Базальт и гранит, мрамор и песчаник, сланец и белая глина перемешались с блестящими на солнце металлсодержащими рудами. Кроме того, то тут, то там проступали целые пласты металла, сверкающего первозданной, не замутненной окислами чистотой.

Среди вакханалии тверди беззвучными цветами горели языки полупрозрачного, сливающегося с солнечным светом пламени. Созерцая это чудо, Сан с благоговением представил себе тысячи каналов, просверленных в каменной толще, ведущих куда-то глубоко, к огромному резервуару природного газа, неизвестно как обнаруженного на заре времен основателями Храма.

И это было еще не все. С уступа на уступ, с карниза на карниз с сердитым плеском сбегала стремительным пенистым потоком вода, непостижимым образом поднятая почти до вершины стены и таинственно исчезающая и появляющаяся в самых неожиданных местах. Она сверкала на солнце, рассыпалась радугой брызг. Она насыщала воздух живительной силой, наполняя камень и металл новым содержанием.

И деревья. Большие и малые, прижимавшиеся к скале и криво торчащие вниз, они росли, казалось, из камней. Они вгрызались корнями в трещины, они пили быстротечную влагу, ловя ее на лету, они сгорали в пламени и выгорали на солнце, но они были и были всегда.

Ошеломленные и подавленные путники созерцали эту картину в немом оцепенении. Мрачная громада хаоса отозвалась в душе тихим взрывом, и новое знание зарождалось в глубине щемящей и ноющей болью.

— На картинке все это выглядело несколько иначе, — медленно проговорил Сан, намекая на классическую схему взаимодействия первоэлементов, состоящую из пяти иероглифов и десяти линий.