Константин Бояндин - Ветхая ткань бытия

Да не допустят этого боги, подумал Унэн и левая рука его, сжимавшая спрятанный в рукаве ключ, разжалась. Ну, если он отзовётся, я буду выглядеть полным дураком.

В глубине души монах считал, что так оно и случится. Не везёт — так уж всерьёз.

Он кивнул, мысленно воззвал ко всем богам Ралиона, и прочёл кодовую фразу, стараясь не глядеть на Айзалу.

Эффект был потрясающим. Шассим вздрогнул на своём насесте (никто этого не заметил),

Айзала открыла в изумлении рот и потеряла дар речи, а мастер, вытаращив глаза, несколько мгновений смотрел на невинно улыбающегося Унэна. После чего разразился хохотом, едва не уронив чемоданчик с инструментом.

— Тебе обязательно было использовать непристойные стихи? — осведомилась жрица ледяным тоном.

— Кодовая фраза придумана на крайний случай, — пояснил монах. — Когда уже не до изысканной речи!

Он раскрыл правый кулак и горячо поблагодарил богов, пообещав им немало хорошего.

В кулаке ничего не было. Ключ, переданный ему ночью, преспокойно лежал там же, где и был несколько секунд назад.

— Потрясающе, — выговорил мастер, закончив смеяться, и вытерев слезы. — Прошу меня извинить. Ну что же, ключ вы действительно потеряли как следует. Сейчас я открою шкаф… просьба закрыть глаза на счёт «три».

Все послушались. Сквозь сжатые веки монах ощутил, как яркое свечение на миг затопило комнату, и послышался мягкий звук тяжёлой двери, поворачивающейся на петлях.

И возглас:

— Будь я проклят!

Мастер указывал внутрь шкафа дрожащей рукой.

Книга лежала на средней, самой просторной, полке. В точности в том же положении, в котором была оставлена — а на её обложке, насмешливо переливаясь всеми цветами радуги, лежал ключ. Единственный и неповторимый в своём роде.

— Нет худа без добра, — заметил Унэн, когда несколько пришедшего в себя мастера удалось спровадить. Он долго пытался запереть шкаф, оставив ключ внутри, но, как и было написано в руководстве по использованию, дверца не желала закрываться. На прощание мастер долго смотрел на Унэна и удалился, расстроенный. — Теперь им есть, чем заняться… например, создать шкаф, действительно непроницаемый для телепортации.

— Скажи мне, как ты это сделал? — поинтересовалась Айзала. Голос её был совершенно спокойным. — Я, конечно, понимаю, что ты можешь всё — но с подобным ещё не сталкивалась. Сегодня же проверим все наши шкафы.

Монах хмыкнул.

— Чем смеяться, Достопочтенная, — он вложил в это слово столько яда, сколько смог, — перейдём лучше к делу. Что это за задание?

Жрица взяла из воздуха толстый запечатанный конверт и передала монаху.

— Времени выделяется около среднего месяца, — пояснила она. — Я не сомневаюсь, что месяца хватит, и прошу — не задерживайся. Твои ученики в состоянии заместить тебя почти везде, но есть некоторые вопросы…

— Понятно, — Унэн поднялся и самодовольно улыбнулся. Его талант с блеском проводить все торговые операции, за какие бы он ни брался, сделали настоятеля незаменимым для обоих монастырей. До его, Сунь Унэна, появления, дела у монастыря Триады шли, скажем честно, не очень. За первый год Унэн поставил торговлю товарами и услугами монастырей (добавив к ним производство отличных вин, обучение рукопашному бою и некоторые медицинские курсы) на ноги, чем прославился по всей Большой Земле.

Ибо настоятелей и монахов вообще было принято считать существами, далёкими от хитростей и сложностей обыденной жизни — а Унэн блестяще опроверг это расхожее мнение. Деньги рекой потекли в сокровищницы обоих монастырей — и, разумеется, в карман Унэна тоже. Однако он с доблестным безразличием относился к золоту, как к обременительному хламу, чем ещё укрепил свою репутацию. Ибо жадные и ненасытные настоятели, увы, также не были редкостью.

… То есть до начала Золотой ярмарки, — полуспросил-полуответил Унэн, не отказав себе в удовольствии увидеть, как Айзала на мгновение смутилась.

И кивнула ему.

Настоятель никак не мог взять в толк, почему вполне обыденные, мирские заботы, призванные обеспечить монастырям процветание, всё время приводили Айзалу в смущение. Ну да ладно. Он прекрасно справляется с подобными заботами за двоих.

— Можешь на меня положиться, — ответствовал Унэн. — Ну что же, тогда я собираюсь…

— Не забудь оставить мне ключ, — перебила его Айзала. — Кодовая фраза действует всего лишь раз, так что какая-то надежда останется. Да, и не откажи в любезности — покажи реликвию!

— Какую? — не понял Унэн.

— Ту, из-за которой ты так рвался открыть шкаф.

Монах заметил, что жрица хитро прищурилась, а Шассим открыл, наконец, глаза.

Не говоря лишнего слова, монах протянул руку, и положил на стол перед Айзалой старинную, покрытую множеством трещин, потемневшую от времени деревянную чашу для подаяний.

— По слухам, принадлежала ещё моему великому предку, — сообщил Унэн в пространство, любовно стирая с чаши пыль рукавом.

Впервые за много лет Айзала не нашла, что сказать.

Последний раз они сидели рядом у костра, глядя на звёздное небо и прислушиваясь к полным жизни звукам ночного леса. Те, кто не утруждал себя попытками понять, как устроен мир и каково их место в нём, просто продолжали жить. Аймвери порой хмуро думал, что кажущиеся неразумными животные, птицы и растения во многих случаях были мудрее обременённых разумом. Потому что последние, ради спасения той крохотной искорки, которая позволяла им употреблять слово «Я», зачастую были готовы уничтожить всё остальное.

Услышанные где-то слова о том, что надо просто сдаться и принять тот конец Зивира, который ему предназначен, обретали всё более убедительную силу. Однако вкус этих слов был горьким. Сдаться сейчас, подумал Повелитель леса — значит, признать, что всё, чем мог бы гордиться Зивир, никогда не станет ничьим достоянием, не имеет никакого значения, было бессмысленно с самого начала. Так ли это?

— Раздумываете о том, что будет? — повернул Гость к нему лицо. На нём была та же задумчивость; но, к великому изумлению человечка в зелёном, ни тени угрюмости на лице Науэра не мелькнуло. Он выглядел почти что безмятежным.

— Да, — коротко ответил Аймвери. Вечер был изумительным. В который раз я сижу у костра? — неожиданно для самого себя подумал человечек. Скольких Гостей я проводил в этот путь — в последний, жуткий и никому не нужный? Ледяной холод пополз по его спине, просочившись сквозь тёплый ветерок.

В первый, ответил другой голос утомлённо. Не было никого другого, Аймвери, ты просто утомился. Вспомни, как вместе с Правителем вы сочиняли Послание, как отправляли его за пределы Зивира — множество крохотных маячков, сообщающих о грядущей катастрофе. Это было… как давно это было? Аймвери потёр виски руками и понял вдруг, что не помнит.