Саша Молох - Клинок Ворона

Конь беспокойно заржал, переступая копытами по фиолетовой крошке, потом резко дернул в сторону и, вырвав из рук оборотня поводья, ускакал прочь. Почти одновременно с этим по тропе стал разливаться черный дым. Он словно тянулся от скальных стен тонкими ручейками, обтекая камешки и собираясь лужами в выбоинах. Дорога сзади и спереди была уже перекрыта. Айс растерянно огляделся и вытащил из ножен короткий меч — похоже, что дыма он просто не видел. Свободное от черноты пространство все больше сужалось — дым смыкал кольцо. Мне стало страшно, даже во сне я поняла, что сейчас произойдет что-то ужасное и непоправимое. Попыталась закричать, предупредить, но из горла не вылетело ни звука. Тонкий ручеек дыма достиг ног оборотня и змеей обвился вокруг сапог. Теперь он уже не был полупрозрачным, а больше подходил на щупальце спрута. Айс дернулся и закричал, а потом взвыл, как брошенный пес, горько и безысходно. То, что с ним происходило, было во сто крат хуже самой мучительной смерти. Черная текучая дрянь не обратила на это внимания — щупальца уже достигли груди и продолжали карабкаться дальше. Дым пожирал оборотня заживо. Вой перешел в яростный рык, а потом в стон — когда Айса накрыло с головой. Пару секунд на тропе плескалась черная тягучая река, затем она нехотя расступилась и рассеялась, оставляя за собой потерявший цвет и изъеденный кислотой пористый камень. И ни следа оборотня.

Я проснулась от ужаса и какого-то щемящего чувства в груди. Несколько секунд мне понадобилось на то чтобы осознать — это только кошмар. Вот он, Айс, живой и невредимый, спит в углу, и рядом с ним нет ни гор, ни дыма. Но пружина под ребрами не хотела слушать рассудок и сжималась все сильнее. Словно от моей души отсекли часть и бросили на съедение этому бесформенному чудовищу. По щекам совершенно бесконтрольно текли слезы. Хотелось бросить все и убежать. Просто бежать, не останавливаясь, долго-долго, пока воздух в легких не свернется колючей проволокой. Дрожащей рукой я потянулась к клинку, который перед сном всегда клала у изголовья, и тут же отдернула пальцы — лезвие было горячим, как раскаленная сковорода.

— Это ты мне такую жуть показываешь? — прошептала я. — Зачем?

Клинок безмолвствовал.

Закутавшись в куртку, я села у очага. Слабые язычки пламени лениво лизали поленья, отбрасывая на стены причудливые узоры теней. О том, чтобы попытаться уснуть еще раз, речи не шло — после таких «грез» один только вид постели вызывал у меня содрогание.

Положив бесполезный свиток в кипу точно таких же, я обессилено уронила голову на руки. Столько сил, столько старания, и ради чего? Ради того, чтобы узнать о росте поголовья длинношерстных миамов на юге? Или получить бесценную информацию о погибших в результате неожиданного наводнения в устье Сарога посевах?

Кадастры доходов, счета полученной с Волчьего края дани, аккуратные столбцы цифр напротив каждого наименования, отчеты об изменениях погоды, опись железной руды, привезенной с Аметистовых гор за июль 1307 года по местному счету — библиотека сплошняком состояла из таких документов. Карты, которые я рассматривала в свое первое посещение, оказались чуть ли не единственным источником информации. Может, какой-то дотошный бухгалтер после года кропотливой работы и смог бы вытянуть из этого хлама что-нибудь ценное, но, на мой взгляд, все это являлось не больше чем архивным мусором, не стоящим времени и внимания. Библиотека была складом абсолютно бесполезных знаний.

Однако кое-что она дала — чем больше книг, пергаментов и свитков я перебирала, тем отчетливей осознавала, что совершенно не понимаю сабиров. Они ухитрялись существовать, напрочь отгородившись от любого прогресса. За полторы тысячи лет бумажных отчетов (самый ранний из найденных документов датировался вторым годом), прошедших со времени восстания Ворона, я не обнаружила ни одного упоминания о внедрении какого-либо нового изобретения.

Вторая странность: Кодекс запрещал сабирам воевать между собой, но я прекрасно знала, что у каждого нормального человека время от времени возникает необоримое желание поднять черный флаг и начать резать глотки. На этом держится любая цивилизация: братоубийство, войны, борьба за власть, предательство, зависть. Без этого «побочного эффекта» невозможно дальнейшее развитие.

Например, на какого-то предельного барона накатил приступ обиды — обделил его сюзерен, дал соседу на ладонь больше земли. И барон, обуреваемый чувствами, собрал войско и благополучно взял штурмом соседский замок. В принципе — рядовое событие, хоть пруд пруди таких случаев. Но за ним начинает тянуться целая цепочка последствий: кровная месть, зависть, жажда наживы, и снова месть. В итоге, один из правнуков того соседа возьмет да и изобретет порох. Великие философы, ученые, поэты и художники растут на дрожжах войны, как грибы после дождя. Прав был тот, кто заметил, что династия Борджиа за время своего кровавого правления дала людям великого Леонардо, а Швейцария за пятьсот лет мирной жизни — только часы с кукушкой. Прогресс без войн невозможен, доказательством тому служила вся история моего мира.

Сабиры не воевали между собой. Во всей библиотеке мне не удалось найти ни малейшего намека на то, что хоть где-то произошла стычка, превышающая рамки обычной дуэли. Интересно, что же должно было произойти с этим народом в прошлом, чтобы даже у далеких потомков не возникало желания заграбастать всю власть себе в единоличное пользование? Никогда не поверю, что эта светлая идея не посещала голову того же Кратского барона!

Но против факта не попрешь — сабиры не воевали, довольствуясь вымещением агрессии на разрешенных поединках.

За последние пятнадцать веков жизнь в этом миpe практически не изменилась: сабиры прочно заняли место в нише раннего феодализма и не сдвигались оттуда ни на йоту. Законы оставались прежними, примерно раз в пятьсот лет в них вносились практически незаметные коррективы. Любые нововведения пресекались в корне: никто не делал научных открытий, не изобретал велосипеда или новой манеры живописи. Власть сабиров напоминала огромное болото со стоячей водой, чью гладь не тревожит ни одно дуновение ветра, и только ряска медленно плавает сверху.

Они ни к чему не стремились и ничего не хотели менять. Само их существование было также бессмысленно, как и весь этот замок, до башен оплетенный шиповником. Я чуть не сломала себе головy, пытаясь найти ответ на вопрос: зачем нужен замок? Военная школа? Огромный фехтовальный клуб? Но реально здесь никто и никого не обучал: не было строгих преподавателей, просторных аудиторий и расписания занятий — каждый был предоставлен самому себе. Своеобразное общежитие? Тоже не ясно — кому могло понадобиться собирать под одной крышей столько сабиров? Все надежды обнаружить в библиотеке упоминания о необычных людях, пришельцах из других миров или странных явлениях — в общем чего-нибудь, что помогло бы мне вернуться домой — рассыпались в прах еще недели две назад, когда до меня дошло, что ничего более интересного, чем сводки о размножении миамов в сезон дождей, в архиве не отыщется.