Гельмут Пеш - Кольца Всевластия

Ким взглянул на Гилфаласа. Фигура эльфа внезапно стала казаться освещенной голубым светом и размытой, как будто находилась в тумане. Ким прищурил глаза, но картина не стала четче. Между его спутниками и псами-призраками возникло что-то наподобие стены из голубого стекла, освещаемой исходящим изнутри сиянием.

Гилфалас находился на той стороне, где были псы.

Эльф стоял гордо выпрямившись. Воздух мерцал, и это мерцание двигалось в направлении Гилфаласа. Тени наступали из дальних углов и были подобны кометам, только кометам из тьмы, а не из огня, и у этих теней имелись морды, клыки, когти…

Голубая стена света задрожала, когда на неё наскочила первая из тварей. За ней последовали другие. Световой экран вспыхивал, трескался…

В это мгновение Гилфалас бросился бежать.

Голубой свет, исходивший из его кольца, все ещё окутывал его, а тени следовали за ним, как мотыльки, летящие к пламени, как собаки, бросаюшиеся на раненую птицу. Гилфалас бежал к водопаду. Свора псов-призраков кружила вокруг него, стараясь проникнуть сквозь защиту.

Последний раз эльф задержался на краю пропасти. Он склонился под тяжестью вцепившихся в него теней. Ким видел его лицо: оно было искажено диким страхом, находящимся за гранью рассудка. Ким увидел, что эльф открыл рот, но из него не вырвалось наружу ни слова, ни крика.

Затем Гилфалас перепрыгнул плоскую, искусно выполненную балюстраду и вместе с поблескивающей водой рухнул в бездну.

Вместе с ним туда же обрушились и псы-призраки. С протяжным завыванием, подобным крику заблудшей души перед вечным проклятием, вместе с потоком воды они уносились вниз, в самые глубокие пучины мира.

Голубой свет погас.

Подобно лунатикам спутники приблизились к краю обрыва. Пучину невозможно было измерить взглядом, но каждый понимал, что после падения с такой высоты не в состоянии выжить никто: ни человек, ни гном, ни эльф. Вероятно, это смертельно даже для порождений ночи.

Как ни странно, но первым в этой ситуации опомнился Гврги.

– Разве есть большее благо, – прошептал он, – чем отдать свою жизнь за правое дело?

Остальные молча взглянули на него. Это были те самые слова, которые магистр Адрион сказал на прощание Гилфаласу.

Лицо Грегорина, как обычно, ничего не выражало.

Он достал карту и быстро окинул её взглядом.

– Идем, – сказал он.

В тот момент, когда спутники покидали скальный собор, до их ушей донесся глухой звук, передаваемый колебаниями стен. Звук повторял один и тот же монотонный ритм.

– Что это? – спросил Ким.

– Барабанный бой, – ответил Фабиан, – барабанный бой, доносящийся из глубин.

7

КНЯЗЬ ВЫСШЕГО МИРА

Гилфалас падал.

Он летел вниз в темном водовороте.

И он был не один.

Тени кружили вокруг него в вихре. Как только тени эти воплотятся, он, Гилфалас, падет под их натиском. Уже очень скоро острые клыки одного из псов вонзятся в его горло.

Он едва удерживался, чтобы не выразить в крике ужас, нараставший в нем. Мерцающий воздух приобретал зримые очертания, их размеры увеличивались и наконец оформились в семь похожих друг на друга фигур.

Но пока что они не устоялись, их очертания плавно перетекали друг в друга. Гилфалас защищался против неизбежного, собрав в кулак всю волю, чтобы противостоять вою, тысячекратным эхом отзывавшемуся в его ушах.

Он не знал, сколько времени длилось его падение, часы или мгновения. В потоке, что увлекал его за собой вниз, времени и пространства не существовало. Все расплывалось перед его глазами, кроме становящихся все более реальными фигур, что появились из вихря подобно миражам в пустыне. Гилфалас напрасно пытался закрыть глаза, чтобы не видеть происходящего вокруг, где из пустоты возникали его самые затаенные страхи. Но веки не повиновались ему. Или здесь не имело значения, происходит все это во сне или наяву.

Контуры фигур становились резче, очертания – отчетливее. Вначале были только глаза, но вот уже прорисовалась голова. Эльф едва выдержал колючий, безумно злой взгляд этих глаз, поскольку в них он, как в темном пруду, видел себя самого. Потом появились острые уши, светлые волосы, благородный овал лица, а губы искривила усмешка.

– Элей, Гилфалас, – словно бы говорило каждое из семи его отражений. – Ну и как я тебе нравлюсь?

– Прочь! – хотелось крикнуть Гилфаласу. – Ты не существуешь в действительности, ты всего лишь фантом, – однако ему не удалось выдавить из себя ни одного звука.

– Но, Гилфалас, – семь ртов скривились в ироничной ухмылке, – это не очень-то мило с твоей стороны. Ведь мы – это ты…

– Это неправда, – хотел возразить им эльф, но у него больше не было слов, не было даже голоса, чтобы произнести эти слова.

– Правда. Мы – твоя темная сторона; мы – то, что ты в себе отрицаешь, то, что скрывается под благородством и добрыми делами. Мы – твои темные братья. Мы – то, чего ты больше всего боишься. Мы – твои тени!

– Нет! – слова рвались из Гилфаласа наружу. – Мы, эльфы, пробуждены для света, поэтому ни одна черная мысль не отбросит своей тени на наши светлые души! – Но вместо этого ему оставалось только взирать на совершенные создания, находящиеся перед ним и вышедшие из него самого.

Из него. Зло находилось внутри него. Как он боялся этого, как не хотел даже подумать об этом…

– Ну почему же, Гилфалас, – торжествующе произнесли все семь его отражений. – Мы были в тебе, сейчас в тебе и всегда в тебе будем.

Они приближались. Безумие холодными пальцами впивалось в него. Снова раздался вой, ставший ещё более громким, и от ужаса Гилфалас закричал; да, он мог кричать. Однако поток мгновенно поглотил этот крик.

Он все ещё падал. Наступит ли когда-нибудь конец этой пытке? Или он и так будет бесконечно падать во тьму, проклятый и приговоренный к вечной жизни? Или это уже царство смерти, о котором в легендах элоаев ничего не говорится?

«Ты не ускользнешь от своей тени, – всплыло в памяти предостережение Азантуля. – Думай обо мне, когда померкнет свет».

В той части его сознания, что не была ещё охвачена безумием, ужасом и гневом, родилась мысль, что эльфы, не исключая его самого, яростно отрицали саму мысль о том, что внутри каждого из них гнездится темное «Я». Но зло в них было, так же как и в любом зле присутствует добро.

Эльфы должны были признаться в этом давно, ещё в те времена, когда только пришли в Среднеземье. Тогда-то зло и пробило дорогу в их сердца, завладев многими из них. Так появились их братья, темные эльфы, которые, гонимые жаждой власти и эгоизмом, не совладали со своей темной изнанкой.

Эльфам Среднеземья не понадобилось много времени, чтобы изгнать их, а себя счесть представителями абсолютного света. В свою очередь их темных братьев стали с тех пор называть темными эльфами. При этом, однако, считалось, что все зло принес в мир Князь Тьмы Азратот, совративший с истинного пути многих эльфов. Как теперь понимал Гилфалас, это было слишком простое объяснение.