Ольга Романовская - Дама с единорогом

— Как думаешь, трава просохла?

Девушка зарделась, как мак, и отошла к обочине.

— Да ладно тебе, я парень что надо, не то, что барон! — Оруженосец смело шагнул к ней, стащил платок с плеч, начал возиться с одеждой. — Наилучшим образом всё сделаю!

— Да не хочу я, отстань! — Она оттолкнула его. — Больно вы, парни, прыткие!

— Что, не нравлюсь я тебе?

— Нравишься.

— Тогда чего?

— Нельзя ведь, грех это.

— Да мы с тобой немного погрешим, Бог и не заметит. — Он крепко прижал её к себе.

— Перестань, Метью, пора мне! — слабо сопротивлялась служанка.

Вместо ответа оруженосец ловко повалил её на траву.

— Эй, с кувшином поосторожнее — прольёшь! — прикрикнула Джуди и ударила его кулачками. — Небось, я эту рубашку не для того берегла, чтоб ты её порвал! Умерь свой пыл, петушок!

— Говорливая ты у меня! — Метью наконец-то стянул с её груди нехитрые покровы и с наслаждением опробовал рукой свою добычу.

— Ничего грудки, крепкие, — вынес он свой вердикт. — Прямо румяные яблочки! Так бы и съел!

— Я тебе не срамница какая, чтобы по канавам с мужиками валяться! — Джуди влепила ему пощёчину и села, прикрыв грудь рукой. — Сначала женись.

— Ну тебя, чуть что — сразу дерешься! Если не хочешь, так и скажи. — Он сел спиной к ней.

— Да хотеть-то я хочу, только грех! На мне уж и так их столько, что скоро голову к земле пригнут, век не замолить!

— А ты этот грех мне отдай? — подмигнул ей оруженосец. — Скажи, мол, силой взял.

— Так ведь и солгать — грех.

— Но ведь меньший же? Ну, так дашь?

Служанка колебалась. Воспользовашись её сомнениями, он снова повалил её не траву и проворно задрал ей юбки.

— Да постой ты, Метью! Я ведь «да» не сказала.

— А я и не спрашивал!

— Да подожди ты! — Служанка бросила боязливый взгляд на кувшин, — цел ли? — Дай, я хоть кувшин в сторону отставлю — не ровен час, разобьётся! Встань-ка на минутку!

Метью неохотно присел на траву. Отставив кувшин, Джуди улыбнулась:

— Теперь не разобьётся.

Она легла на прежнее место. Метью крепко сжал обеими руками её груди, помял их пальцами, причмокнул от предвкушаемого удовольствия.

— Метью, мне холодно! — подала голос Джуди. — Ну, начинай, что ли!

Быстро скинув с себя штаны, оруженосец нырнул под её юбку, но сполна похвастаться своим умением не успел: на дороге показался местный священник в сопровождении тучного монаха.

— Извини, детка, как-нибудь в другой раз! — Он встал, отряхнулся, натянул штаны. Джуди разочарованно вздохнула и быстро привела себя в порядок.

С громкой руганью поймав забравшегося в поле мула, Метью взобрался в седло и, раскланявшись со священником, поехал прочь. Джуди помахала ему рукой, подняла кувшин и зашагала к Уоршу. Вечно эти священники некстати!

Бертран Фарден подобрал полы рясы и присел за стол, погрузившись в разрозненные, порой налагавшиеся друг на друга, выписки из толстого монастырского тома. Ради них ему пришлось несколько недель трястись в седле, просыпаться по ночам от страха за свою жизнь, выдержать длительную перепалку с настоятелем монастыря и заплатить немалую сумму, но книга, из которой были сделаны эти выписки, того стоила. Это было великолепное издание Апокалипсиса с цветными заставками и затейливыми миниатюрами.

Стол стоял возле окна, так, чтобы его хозяин мог время от времени отвлечься от тяжкого пути познания и бросить взгляд на вересковую пустошь, ограниченную с трёх сторон холмами.

Но сегодня Бертрану не пришлось насладиться откровениями святого Иоанна: в дверь робко постучали. Священник, недавно принявший сан, чутко отзывается на любые просьбы прихожан, проводя дни и ночи со своей паствой; более опытные ограничивают свою деятельность минимум необходимых обрядов и ежегодной раздачей милостыни. Так как Бертран был молодым священником и принял приход всего полтора месяца назад (не без протекции старшего брата), то тут же отложил свои бумаги в сторону. Собственно, он мог бы не спешить: на пороге стоял босоногий парнишка.

— Чего тебе, малыш? — ласково спросил священник.

— Матушка смиренно просила Вас придти, святой отец, — заикаясь, пробормотал мальчик. — Сестре совсем плохо, и она боится…

Бертран кивнул и, попросив своего провожатого немного подождать, взял плащ.

Забота о страждущих душах привела священника в дом одного из мелких арендаторов, бывшего виллана, сумевшего благодаря овцам подняться на полступеньки выше по социальной лестнице. Бертран почти ничего не знал о нём, так как не успел ещё побывать на том конце долины, зато часто видел его, его супругу и розовощёких дочерей в церкви. Мысль о том, что одна из этих девочек серьёзно больна, больно кольнула священника, по причине молодости не успевшего избавиться от обыденных мирских чувств.

Больная пластом лежала на покрытой тряпьем постели в комнатушке на чердаке и, не мигая, смотрела на деревянные стопила. Младшие сёстры, делившие с ней эту комнату и скромное ложе, смиренно сложив руки, стояли на коленях перед распятием и молились. На единственном пригодном для сидения предмете мебели, вплотную придвинутом к постели, сидела женщина в скромном сером шерстяном платье и время от времени прикладывала ко лбу больной мокрое полотенце. Бертран её не знал.

При виде священника женщина встала и сказала:

— Боюсь, мы напрасно побеспокоили Вас, святой отец, Алоиз уже лучше.

— Я думаю, что девушке станет ещё лучше после тайны исповеди, — улыбнулся Бертран.

— Может быть, — пожала плечами женщина и, зардевшись, спросила: — Так это Вы сменили отца Эохима?

— Я, — простодушно улыбнулся священник.

— Очень хорошо. Этому приходу нужен хороший пастырь, а отец Эохим (царствие ему Небесное!) был слаб здоровьем… Всё, святой отец, ухожу, — спохватилась она, — оставляю Вас наедине со страждущей душой.

Взяв девочек за руки, женщина отвела их вниз. Она оказалась права: Алоиз не собиралась в скором времени предстать перед Создателем — так что можно было обойтись и без исповеди, но отец Бертран придерживался мнения, что исповедь никогда лишней не бывает.

На обратном пути священник решил заехать в Форрестер, чтобы перекинуться парой слов с отцом Джозефом — единственным образованным человеком в округе. Он был уже стар, посему следовало ценить каждую минуту общения с ним. Правда, взгляды священников не совсем совпадали: всякий раз, когда отец Бертран просил его помочь словом и делом врачевать души прихожан, отец Джозеф устало отвечал: «Людской род не исправишь, пустая забота». Между тем, другого собеседника у молодого священника не было, а одиночество не способствовало укреплению духа, поэтому вместо того, чтобы свернуть на боковой просёлок к деревне, он поехал дальше по большой дороге. По обеим сторонам мелькали кусты вереска и непокрытые головки крестьянских ребятишек, проверявших силки для птиц. Конечно, следовало бы рассказать обо всём барону, но Бертран их жалел и закрывал глаза на столь грубое нарушение закона.