Марина Дяченко - Алена и Аспирин

Вышла Алена в черной юбке и белой рубашке, купленных накануне, без выбора и почти без примерки. Прищурившись, посмотрела в зал; Аспирина вдруг прошиб озноб. Он вообразил, что девчонка успела поменять струны и вместо «Мелодии» заведет сейчас песню, поднимающую мертвых.

Обошлось. Алена, оказывается, высматривала его, Аспирина, а высмотрев, успокоилась. Подняла скрипку. Заиграла.

Зал обмер.

Алена играла, как другие рассказывают о пережитых прекрасных днях. Не себе – слушателям; ни тени самодовольства, ни намека на замкнутость, ни скованности, ни спеси. Всем, кто сидел в зале, в этот момент было ясно, что если бывают на свете счастливые и свободные люди – они выглядят именно так, как вот эта девочка в слишком длинной юбке и чуть мятой белой рубашке. И когда она закончила – зал еще минуту сидел в потрясении, пока не взорвался наконец гулом голосов, хлопками, кто-то из школьников даже свистнул, но его призвали к порядку.

Алена поклонилась – без похвальбы и без смущения, и, не оглядываясь, ушла за кулисы.

В течении концерта произошел сбой – люди никак не могли успокоиться. Кто-то поднимался с мест, кто-то кого-то одергивал, толстый мальчик в блестящей блузе почему-то ревел в три ручья. Девочка-ведущая никак не могла объявить следующий номер. За кулисами собралась толпа.

Алена стояла, не выпуская из рук скрипку. Над ней нависала уже знакомая Аспирину учительница, Светлана Николаевна, она только что не руки расставила, защищая свое сокровище, а с трех сторон подбирались, как акулы, лысоватый дядечка и две тетки, постарше и помоложе.

– А я вам в пятый раз объясняю, что она не собирается менять педагога!

– Зачем эти эксцессы? Поговорить…

– Какой первый класс, кого вы хотите обмануть? Девочка, сколько лет ты занимаешься музыкой?

– Прежде всего с родителями…

– Тише, пожалуйста! Ребенок выступает!

На сцене и вправду кто-то скрипел, тщетно пытаясь заглушить шум в зале.

Светлана Николаевна первая заметила Аспирина, и глаза у нее сделались, как у вратаря накануне пенальти:

– Алексей Игоревич! Разрешите вас поздравить – в последние дни мы с Аленой, вы знаете, дополнительно занимались…

– Пошли, – тихо сказала Алена, Аспирин скорее понял ее, чем услышал.

– Всем огромное спасибо, – сказал он вежливо, но очень твердо. – Ребенок болен. Нам надо срочно в больницу на процедуры.

Одной рукой он подхватил Аленин футляр, лежавший на колченогом стуле, другой взял девчонку за локоть и, разрезая собой толпу, двинулся к деревянным ступенькам, ведущим со сцены.

Они провожали его плотоядными взглядами. Каждый в этот момент решил, что Алена все равно никуда не уйдет – адрес школы известен, домашний телефон записан в журнале, и вычислить маленького гения – пара пустяков. Что они станут обещать ей? Конкурсы в Вене, турне по Франции, золотые реки, бриллиантовые берега?

Раскидывая колесами грязный снег, виляя и пробуксовывая, Аспирин отъехал от клуба. Алена расслабленно валялась на заднем сидении, на ее лице лежал отблеск далекого теплого света.

– Аленка, – сказал Аспирин. – А может, ты и вправду кого-то из них послушаешь? Ванесса Мэй рядом с тобой – девочка…

Она не ответила. Он неверно истолковал ее молчание и воодушевился:

– А в самом деле… Это же будущее. Огромные залы. Счастливые люди. Афиши по всему миру: «Алена Гримальская»…

– И ты бы на «Лапа-радио» завел новую рубрику: «Горячая гримальская А-ленина»…

Аспирин осекся.

– Не обижайся, – она села ровнее. – А если бы тебе все это предложили – залы, афиши, толпы поклонников, – ты бы согласился?

– В одиннадцать лет – согласился бы точно.

– А тебе не предлагали?

Он притормозил перед светофором. Под колесами хлюпала жижа, запруженная улица ползла со скоростью двадцать километров в час.

– Я никогда не был вундеркиндом, – признался Аспирин.

– Не в том дело, – Алена задумчиво поковыряла в носу. – По-твоему, смысл творчества – чтобы кто-то хлопал в ладоши?

– Я ни слова не сказал о смысле творчества, – холодно заметил Аспирин.

Минут десять оба молчали. Сновали взад-вперед «дворники», смывали жидкую грязь с ветрового стекла.

– А я, пожалуй, не буду больше ходить в школу, – сказала вдруг Алена. – Слишком много возникает проблем… Как учиться, я и сама уже поняла.

Аспирин поймал в зеркале ее глаза – и чуть не столкнулся с проезжавшим мимо «Мерседесом».

– Поздравляю, – сказал Вискас. – Такой успех! И как поживает юное дарование?

– А ты откуда знаешь? – промямлил Аспирин.

– Да как же, – Вискас привольно откинулся на спинку стула. – Весь город, можно сказать, гудит…

Аспирин поморщился.

– Не вру, – заверил Вискас. – Прикинь, у жены моей есть приятельница, так вот, дочка ее сестры училась скрипке в классе у Светланы Николаевны. Выпустилась пару лет назад. Очень дружат. Такой вот тесный мир.

Аспирин промолчал.

– Как ты с ней? – спросил Вискас совсем другим, деловым тоном. – Как она с тобой? Ладите?

– Душа в душу, – мрачно сообщил Аспирин.

– Это хорошо… Постарайся не раздражать ее. Почаще соглашайся. Балуй, потакай. Тревожусь я за тебя, Лешка.

– С чего бы это?

– С того, что ты в ее полной власти. И медведь, теперь еще и скрипка. Она вообще когда-нибудь спит? Девчонка, в смысле?

– Зато медведь не спит никогда. Можешь быть уверен.

Вискас оскалил зубы:

– Шутник… А что ж она в школу не ходит, уже два урока пропустила?

– Завязала.

Вискас нахмурился:

– Не понял?

– Ушла в завязку, – зло объяснил Аспирин. – Бросила. Теперь вообще, боюсь, она из дома не выйдет.

Вискас смотрел на Аспирина, как шахматист на доску. Клубы табачного дыма плавали между ними десятком сизых усталых червей.

– Береги себя, – сказал Вискас наконец, и в его глазах Аспирин разглядел почти подлинное сочувствие.

– Алена!

Он только что вернулся с эфира. Облепленные снегом ботинки оплывали, как свечи.

– Алена… Тряпку принеси!

Оставив ботинки в луже у порога, он заглянул в кухню. В мойке стояла одна-единственная тарелка, с прилипшим к донышку лепестком вареного лука. В ванной и туалете было темно и пусто, а в гостиной сидел на диване Мишутка, пялился на Аспирина пластмассовыми гляделками.

У Аспирина подкосились ноги. Как они ее выманили? Какими обещаниями? Как?!

Он обессиленно опустился в кресло. Пустая квартира, обезалененная, не об этом ли он так долго мечтал?

Спотыкаясь, он побрел на кухню и хлебнул коньяка. Потом сел за компьютер и взялся играть в «Минера». Простая офисная игра оказалась эффективной, как наркотик. Аспирин успел пять или шесть раз погибнуть на нарисованном минном поле, прежде чем коньяк подействовал, наконец, и сквозь туман в больной голове проступили контуры статьи.