Лорел Гамильтон - Поцелуй теней

– Нет, нет! – кричала Нерис.

Тело ее стало складываться, кости вылезали из суставов, мышцы всплывали, как бревна в реке. Кровь полилась на ковер, потом хлынули едкой волной более темные, густые жидкости. Я видела, как сердце всплыло к поверхности тела и низкой пойманных рыб потянуло за собой другие внутренние органы. Она кричала долго, и даже когда превратилась в большой круглый ком плоти, слышны еще были эти крики – приглушенные, далекие, но живые. Нерис была бессмертной, и то, что ее вывернуло наизнанку, этого не отменяло.

Боль стала тише – как в ампутированной конечности, которая продолжает болеть. Я видела, как такие вещи делал мой отец. Это была одна из его рук силы, которая заслужила ему титул Принца Пламени и Плоти.

Я поползла к двери, глядя на этот пульсирующий, шевелящийся ком, который я сделала. Огибая конец кровати, я увидела Черную Агнес, сидящую верхом на Шолто. Она этот сияющий кусок его плоти затолкала в унылую черноту своего тела. Он отбивался, но она прижала его руки к полу. Среди фейри есть создания, физически сильнее сидхе. В частности, ведьмы.

Я пробиралась к разбитой двери и слышала за собой голос Агнес:

– Нерис, прикончи белую суку!

Последнее, что я слышала, был неуверенный жалобный оклик:

– Нерис?

Я добралась до лифтов раньше, чем начался новый сеанс воплей. Если Черная Агнес хотела моей смерти, то, увидев, что я сделала с ее сестрой, вряд ли передумает.

Поездка до вестибюля показалась невыносимо долгой. Меня тряс озноб. Руки кровоточили, их терзала боль, которая бывает только от порезов, но хуже всего пришлось левой. Из разреза на предплечье блестела кость. Текла непрерывным потоком кровь, ручейком стекая с локтя на пол лифта. Слаксы почти побагровели от крови.

Вообще-то ран хватило бы на шок, но я не думаю, что в нем было дело. Это была магия. Я сделала нечто такое, что могло быть только рукой силы. Нечто такое, что мог бы сделать мой отец. Это была самая страшная сила. Такая, что даже он всегда применял ее с сожалением, потому что жертвы не умирали. Нерис не умрет. Она останется в тюрьме собственной плоти и жидкостей вечно. Слепая, лишенная возможности есть или дышать, но бессмертная. Бессмертная.

У меня в горле поднимался крик, и я знала, что если он вырвется, то я так и буду кричать, пока Агнес не найдет меня и не вырвет мне глаза. Блузку, жакет и пистолет я оставила в комнате. Мне нечем было даже перевязать раны, Только лифчик я поправила, чтобы прикрыть груди.

Двери лифта открылись, и одна пара почти уже вошла, как вдруг увидела меня. Лица этих людей перекосились страхом, они отшатнулись, и двери закрылись. Я забыла поставить гламор – в таком виде нельзя идти через вестибюль.

Личный гламор – это заклинание, которым я лучше всего владею, но мне стоило колоссальных трудов, таких, как никогда раньше, набросить на себя вуаль. Лучшее, что я смогла, – это сделать так, чтобы люди не замечали моих ран и не видели, что сверху на мне только лифчик. Сосредоточиться на изменении внешности мне не удалось. Мне нужен был гламор, чтобы скрыться от слуа, а я не могла мысленно представить свой облик. Раз я его сама не видела, то и гламор навести было невозможно.

Лифт спустился в вестибюль, двери раскрылись, и я вышла. Никто не орал и не показывал на меня пальцем, значит, гламор все-таки работал. Все в порядке. Все будет в порядке. И тут я увидела Сегну Золотую – она сидела на плюшевой овальной кушетке посреди вестибюля. И глядела на меня желтыми глазами, прищурившись.

Я повернулась на месте и пошла к задней двери, а там перед выходом стоял Гетхин в гавайской рубашке и бейсболке. Я осмотрела ярко освещенный людный холл, всех, кто, улыбаясь, стоял в очереди к портье, вселяясь или уезжая, и я знала, что Гетхин и Сегна могут меня убить прямо в этом холле и никто не заметит, пока мое тело не рухнет на пол, а убийц и след простынет.

С того места, где я стояла, была видна дамская комната. Я не стала ничего спрашивать, а спокойно пошла туда. Когда за мной захлопнулась дверь, я повернулась и начертила на двери знаки силы и защиты. У меня достаточно текло крови, чтобы написать целое письмо. Прижав руки к двери, я призвала силу. Страшно было, конечно, делать это так скоро после того, как я случайно вызвала ее там, в номере, но выбора не было. Я влила свою силу в эту дверь, в эти руны, и знала, что ни одно существо волшебной крови сюда не пройдет. Знала, потому что так я пожелала, и я – сидхе, и я защитила эти двери собственной кровью. Обычно никто не использует кровь: она слишком сильна, чтобы расходовать ее по мелочам, не говоря уже о том, что это антисанитарно, но сегодня избыточное воздействие будет нелишним. Мне нужно время подумать.

Я прошла через небольшой вестибюль с чередой зеркал и диванчиком в сам туалет. И то, что я там увидела, сказало мне, что время на размышление мне не нужно: вот он, выход. Высоко в стене было окно, осталось только до него добраться.

Я схватила пару бумажных полотенец – заткнуть самые серьезные раны, пока смотрела, на что можно встать. Там, снаружи, мне придется обратиться за медицинской помощью. Но сначала надо выжить, иначе помогать мне будет только патологоанатом.

Голос Гетхина – наверное, его, потому что это не была ведьма, – произнес:

– Детка сидхе, детка сидхе, твоя мама пришла.

Я не стала отвечать следующую строчку. Если хочет цитировать детские стишки, пусть себе. А я ухожу.

Мне удалось подтащить стул с гнутой спинкой из вестибюля поближе к окну. Пришлось подпрыгнуть, чтобы схватиться за металлический прут наверху, и при этом стул опрокинулся. Я на миг повисла на руках, потом ногами полезла по стене, стараясь подтащить тело ближе к рукам. Кровотечение, которое было замедлилось, стало сильнее. Я дважды поскользнулась на собственной крови, пока смогла взгромоздиться верхом на стенку кабины и выглянуть в окошко. Оно было очень узким, и это был тот редкий миг, когда я порадовалась своим скромным размерам.

Я как раз повисла между кабинкой туалета и подоконником, когда что-то ударило в окно. Я увидела мелькнувшие щупальца и бритвы зубов, полосующие стекло, и рухнула на пол. Потом мне пришлось снова подползти к окну – не вылезти, но наложить защиту. Они не войдут, но и я не выйду.

Я попала в западню, потеряла больше крови, чем мое тело может вынести, и ничего не могла придумать. Раз ничего сделать нельзя, я могу хотя бы остановить кровотечение из рук. Взяв пачку бумажных полотенец, я подошла к умывальнику. Чего мне остро не хватало – это куска ткани или прочной нити, чтобы привязать полотенца к ранам.

Рассматривая в зеркале, насколько глубока у меня рана на левой руке, я заметила в нем какое-то движение. Глубоко-глубоко в Зазеркалье двигалось что-то маленькое и темное.