Иар Эльтеррус - Три дороги во Тьму. Изменение

А тогда все чаще и чаще Герладий ловил себя на греховных мыслях, все больше находил у себя в душе Тьмы. И чем сильнее боролся с ней, тем больше ее находил. И тогда он впервые усомнился в своем предназначении. Усомнился в самом себе. А усомнившись, отпустил грешника за деньги, испытав облегчение. Ну вот, скоро его разоблачат, и воздастся по грехам его. Но не разоблачили. Герладий даже удивился. И начал брать внаглую, стал презирать людей. Он видел все их грешки и грехи. Или убеждал себя, что видел. Ненавидел людей, в которых не ощущал той же раздвоенности, что у себя. Ему это казалось несправедливым.

Унижение! Вот настоящая власть над людьми. Герладий начал унижать просто чтобы доказать остальным, что превосходит их по всем статьям. Для самоутверждения ему теперь постоянно требовались унижения других. Да, признавался себе Герладий, он дерьмо, грешник, тварь, но и остальные ничуть не лучше. Однако он — Ищущий, а значит, по определению, выше других. И если он мразь, то кто тогда все вокруг? И Герладий полностью отдался своим утехам, уже не удивляясь и не негодуя, когда узнавал о продажности очередного епископа или архиепископа. Он, скорее, удивлялся, когда слышал, что кто–то не берет взяток. Удивлялся и не верил, считая такого человека просто более ловким негодяем.

Потом… Потом откуда–то вынырнул Матфей. Герладию уже понравилась его жизнь. Поэтому тогда, почти пятнадцать лет назад, Ищущий впервые испытал настоящий страх. Для него «Я» уже заслонило собой все вокруг. Но Бог или Спаситель миловали. Его не тронули. Герладий умел вовремя подставить под удар других. По его доносам загребли тогда почти всех высших священнослужителей в Туаге.

Постепенно все эти процессы стали убывать, и все вошло, по крайней мере, для него, в прежнее русло. Герладий получал приказы, как мог, исполнял их, не всегда как надо, зато всегда находя себе оправдания. Он привык так жить. И привык не замечать внутренней борьбы.

Так что же с ним случилось? Что? Ищущий вдруг понял, что всю жизнь, уничтожая в своей душе Тьму, он убивал и Свет. Понял, что они — одно целое. Володя не знал причину раздвоенности Герладия. Он просто попытался довериться интуиции, помочь. Но священник–то причину знал! И осознал, что всю жизнь боролся с самим собой. Убей он в себе Тьму, кем бы он стал? Дрожащей тряпкой, боящейся любого решения. Сделать шаг? А вдруг упаду? Можно заболеть! Можно ненароком обидеть кого! Воля, целеустремленность, настойчивость — вот силы Тьмы! А Свет? Свет — жизнь. Убей в себе Свет, и воля превратится в жестокость, настойчивость — в неразборчивость в средствах, целеустремленность — в фанатизм. Доброта и сострадание — вот силы Света.

— Как же я не понимал этого раньше? Я всю жизнь потратил на уничтожение Тьмы в себе, не понимая, что уничтожаю себя! А сейчас, познав в себе Тьму, я гораздо лучше служу Свету. Неужели святые отцы ошибались?

Это крамольный вопрос возник внезапно. Настолько внезапно, что Герладий не успел подавить его в зародыше. Он вырвался против воли и напугал Ищущего до онемения. Ведь ответ на этот вопрос опрокидывал все, во что Герладий верил. Все, чему служил. Пусть плохо, но служил. Он всю его жизнь делал бессмысленной.

— Нет… — Ищущий застонал. — Нет! Это невозможно! Это не может быть правдой…

Но вопрос был задан, и, к несчастью, Герладий знал на него ответ.

— Нет! — он с силой ударился лбом о стену. Потом еще раз.

— Господин! Господин! — в комнату вбежал испуганный Лурд. — Вам плохо, господин?

— Лурд? — Герладий поднял на слугу полные боли глаза. — Лурд, я тряпка! Я всю жизнь был тряпкой, а когда, наконец, стал человеком, понял, что поздно! Господи, как же поздно! Почему этот чертов маг не сотворил со мной этого лет на двадцать раньше? Почему, Лурд?!

— Господин?! — камердинер с ужасом наблюдал за Герладием, не решаясь к нему приблизиться.

— Лурд, я знаю слугу Тьмы!!! Нет, не Тьмы!!! Самого Зверя! О, теперь я знаю его!!! И он делает добрые дела!!! Лурд, кто сказал, что Зверь не может творить добро? Кто такое сказал? О, он умеет делать добро, умеет и творить его, но поздно! Поздно! И клянусь, я найду этого слугу Тьмы! Найду!!!

Герладий вдруг выпрямился, в глазах полыхнул огонь.

— Лурд, быстро к королю, скажи, что мне нужен отряд всадников, и как можно быстрее. Завтра они должны быть здесь!

Камердинер поспешно выскочил из комнаты.

Герладий вспоминал. Он вспоминал глаза ребенка, которые снились ему почти месяц, с того самого момента, как он увидел этого мальчишку в богом забытом городке.

— Теперь я знаю, как ты выглядишь, Зверь! — прошептал Герладий. — Ты сделал мне подарок, на свою беду. Ты излечил мою душу, но теперь берегись!

Услышь в этот момент бормотание Герладия кто–нибудь из его коллег, не миновать бы ему костра. Ибо всем было известно, что Зверь не способен лечить души. Он может их только забирать. А думать было не принято. Чтобы думать, есть первосвященник. Остальные должны только верить.

Расскажи все! Легко сказать. Володя уже успел узнать Сельфа и верил ему, но успел убедиться, что там, куда его занесла непонятная сила, полностью доверять нельзя никому. Впрочем, что хитрить, какая сила его сюда занесла, мальчик знал. Он даже несколько раз пытался повторить эксперимент и вернуться на Землю, но у него ничего не получилось. Тайком от Сельфа он даже всплакнул.

Танр все больше поражал и ужасал мальчика. По привычке он скрывал свои способности — на этом всегда настаивали родители. И вот, из–за собственных неосторожных слов, Грэд обо всем догадался…

— Что говорить? — хмуро спросил Володя.

— Вот что, Владислав! — решительно встал с кровати Артист. Он выглянул за дверь сарая, куда они вернулись после того, как надули мошенников и переоделись в старые одежды. Убедившись, что рядом никого нет, Сельф ан Сельфин ибн Грэд присел напротив мальчика. — Если хочешь и дальше оставаться моим другом, выкладывай все без утайки. В противном случае — можешь вставать и проваливать на все четыре стороны. Если ты мне не доверяешь, то с чего тебе должен верить я?

Мальчик хмуро посмотрел на Сельфа. Потом встал и нерешительно направился к двери. Оглянулся. Но на лице того не промелькнуло ни тени жалости. Он просто сидел и ждал. Володя нерешительно потоптался. Вздохнул и вернулся на место.

— Куда мне идти? — хмуро спросил он. — Я тут ничего не знаю.

Сельф молчал.

Володя вздохнул.

— Ты не поверишь, — в последний раз попробовал переубедить Сельфа мальчик. В ответ тишина. — Ну, хорошо, — сдался Володя.

Сельф слушал его, ничем не выдавая своего отношения к рассказу. Ни разу не прервал и не поторопил, хотя часто мальчик сбивался и подолгу молчал, собираясь с мыслями. Только один раз дружески похлопал по плечу, когда Володя рассказал о смерти родителей. Наконец, он замолчал. Но Сельф по–прежнему не проронил ни слова. Володя сидел, опустив голову и боясь поднять глаза. Но Артист молчал. Молчал и мальчик. Только губу закусил.