Сергей Самаров - Козни колдуна Гунналуга

Торольф Одноглазый и нужен был Гунналугу только для набега на Бьярмию. А все остальное было второстепенным. Да, Гунналуг обещал помочь Одноглазому стать конунгом. И не отказывался от своего обещания. И намеревается помочь. Но, потеряв все силы в подготовке, он не сможет уже ничего сделать в момент по-настоящему нужный, может быть, критический.

Торольф этого понять не может. Ему мало того, что с помощью колдуна он приобрел и сильное войско, и еще более сильную репутацию человека, с которым опасно входить в противостояние. Наверное, вести об управляемой молнии уже облетели всю Норвегию. И это будет большой помощью Одноглазому. Однако он не пожелает оценить все это по достоинству. Ему нужно, чтобы Гунналуг взял титул и положил ему в руки. Глупо, но большинство людей в своих делах видят помощь со стороны именно в таком плане. Люди не любят брать на себя ответственность даже за самих себя. Если у них что-то болит, они обращаются к лекарю, считая, что лекарь для того и существует, чтобы их лечить. И на него взваливают решение своих проблем. Точно так же человеческий характер сказывается и во всех других делах. Люди ждут, когда за них кто-то решит и что-то сделает. И даже просят, чтобы о них заботились. И не понимают, что этим лишают себя собственной силы, которая проявляется в ответственности за свои дела и мысли. Когда человек что-то сам делает, он больше и получает. Ярл решает за своих воинов. Решает, в какую сторону им отправляться в набег. Воины отдают ярлу заботу о себе. В итоге они так и остаются только простыми воинами, а ярл получает и славу, и богатство. А если бы воины решали сами, они сами стали бы вскоре ярлами. Решимость — это большая сила. И умение решать самому, а не пользоваться плодами чужих решений и действий — это тоже сила. Сам Гунналуг всегда и все старался решать сам, ни на кого не полагаясь. И потому был сильным. Правда, что-то с его силой стало происходить непонятное, но это вовсе не оттого, что он сейчас на кого-то полагается. А причину потери сил еще предстоит найти.

Гунналуг снова остановился у окна. Снова попробовал подпитаться воздухом Туле, но опять безуспешно. Видимо, все-таки следовало ехать в свою башню. Там сбоев не бывает.

Утро начало приходить раньше, чем кончилась ночь, и обозначилось ползающим неплотным туманом. Такие туманы всегда рассеиваются быстро, оставляя после себя только росу на траве и в кустах и очень много паутины. По непонятной причине пауки очень любят трудиться именно в туман, как заметил Гунналуг уже давно. Сейчас туман раздражал его, потому что колдун чувствовал, что какой-то могучий паук плетет паутину на него. Но определить паука он не мог. И ждал настоящего утра, которое развеет туман. А утром должен был приехать Торольф, чтобы обсудить ситуацию и меры, которые следует принять. К визиту Одноглазого тоже следовало подготовиться, во-первых, чтобы не потерять свой авторитет, а во-вторых, чтобы не дать втянуть себя в какое-то невыгодное мероприятие, чего Торольф, скорее всего, и будет добиваться.

И Гунналуг, мысленно сформулировав вопрос, дважды повторив его про себя, чтобы убедиться в правильности формулировки, зажег в воздухе новый магический огненный треугольник, испытывая при этом некоторый трепет из страха опять ничего не увидеть. Потеря способности пользоваться треугольником означала бы полный крах всего колдовского мастерства Гунналуга.

Но теперь он увидел Ансгара явственно, увидел стоящим на палубе широкой славянской ладьи в окружении других славян. Сын Кьотви словно бы повзрослел и стал выше ростом, мужественнее с тех недалеких пор, как видел его Гунналуг в последний раз. Но подобное случается, когда человек уже начинает считать себя получившим титул и власть. Должно быть, с Ансгаром это и произошло. Он повзрослел, как только прицепил к поясу ножны с мечом.

Один человек из окружения Ансгара особо заинтересовал колдуна, но он сам еще не понимал, почему. Немолодой, обладатель широченных плеч и очень длинных сильных рук, спокойный и уверенный в себе. Явно раньше Гунналугу не приходилось встречаться с этим человеком, тем не менее связь между ними была, и связь прочная, как показалось колдуну, многожильная. То есть имеющая не одну-единственную привязку. Конечно, сейчас, в ожидании приезда Торольфа, следовало вплотную заниматься Ансгаром. Но что-то почти против воли, можно сказать, наитие толкнуло Гунналуга на другое. И, оставив на время юного конунга, на поясе которого висел хорошо знакомый колдуну меч, он сделал порошком второй магический огненный треугольник чуть в стороне от первого. И сразу увидел от начала до конца весь короткий поединок между Снорри Великаном и этим человеком, к удивлению Гунналуга, сидящим не на лошади, а верхом на лосе. Увидел и гибель сына Одноглазого, и волкодлачку, вцепившуюся Великану в пах, тоже увидел и сразу узнал ее. И рука против воли полезла за пазуху, где нащупала завернутый в тряпку, чтобы не порезаться, нож.

Нож придал направлению мыслей злорадный характер. Пусть волкодлачка и способствовала гибели Снорри и тем отомстила Торольфу, но ее собственная судьба тоже уже решена. И Гунналуг никогда не отдаст Всеведе этот нож. Только от мысли о мести — не отдаст, потому что не любит, когда ему мстят. Если мстят Торольфу, значит, мстят и ему. Пообещать нож взамен седьмой скрижали Гунналуг может. Но отдавать не будет. Или даже совсем по-другому сделает. Просто прикажет кузнецу отковать точно такой же и вырезать рукоятку. И отдаст тот, поддельный, который не сможет ничего изменить в судьбе оборотня. А связь с длинноруким мужчиной, которого птица, принесшая весть о гибели Великана, назвала, кажется, сотником русов Овсенем, в этом треугольнике все равно не просматривалась. Нужно было искать дальше.

И Гунналуг, не касаясь магического огненного треугольника руками, тем не менее выставил на расстоянии обе ладони, словно бы стал поворачивать против движения часовой стрелки другой, невидимый внешний треугольник, читая одновременно темпоральное[21] заклинание, и внутренний огненный треугольник тоже повернулся. И представшая глазам колдуна картина все поставила на свои места. Он увидел деревянный дом, которого уже нет, тот дом, что сгорел, дом, где жила Всеведа с семьей. Вся семья, кроме младшей дочери, была в сборе. И провожала отправляющегося куда-то человека на лосе. Значит, сотник Овсень есть муж Всеведы и плывет вместе с Ансгаром за своей женой и дочерью. Это была новость не из приятных, и даже опасная новость, но со степенью опасности следовало еще разобраться, чтобы правильно ей противостоять. И, как чувствовал Гунналуг, имелась какая-то связь между угрозой самому колдуну со стороны этого Овсеня и угрозой Дому Синего Ворона, идущей от еще далеких пока драккаров. Связь была, но она пока не просматривалась в деталях. Первой допустимой мыслью была возможность соединения Овсеня с людьми на драккарах. И эта мысль, пусть и не самая приятная, все же удовлетворила Гунналуга.