Елена Усачева - Желание

— Драка с милиционерами, увод лошади и ношение холодного оружия, — напоминала я, стараясь не упустить ничего из списка моего повышенного везения.

— Еще не забудьте кражу со взломом.

— Я ничего не украла! — заторопилась я. Но тут вспомнила о Колосове. Он вполне мог что-нибудь утащить.

Кодовый замок входной двери запищал за секунду до того, как Лео коснулся ручки. Створка распахнулась, и меня словно втянуло в подъезд — против Лео даже мои таланты Смотрителя не помогали.

— Скажите Максу, чтобы он поменял стекло и убрал это убожество. — Вампир ткнул пальцем в сбитый мною замок. Затем галантно распахнул передо мной дверь мастерской. — И не задерживайтесь в городе надолго. Я не предсказатель, но, думаю, что в понедельник вам стоит быть подальше отсюда. Вы сильно разозлили своих друзей, так что будьте осторожней. И последний совет. Я знаю, что случилось, однако лучше не вмешивайтесь. Что бы ни происходило сейчас в Москве — уезжайте, никого не слушая. Я очень рассчитываю на вашу благоразумность. На Макса надежды нет.

Подчиняясь его колдовскому голосу, я вошла в мастерскую. И даже не вошла — было такое ощущение, что меня внесли и посадили на кровать.

— О родителях не беспокойтесь, я поговорю с ними, они не заметят вашего отсутствия. Более того — будут убеждены, что сейчас каникулы. У вас в запасе две недели. Используйте их с толком.

Из разбитого окна тянуло холодом, было зябко, и меня вновь клонило ко сну.

— Человеку не место около вампира, — голосом сказочника вещал Лео. — Рядом с ним может быть только вампир. Поверьте, в этом качестве ваша жизнь станет гораздо спокойней. А то уж очень на детский сад смахивает. Прощайте, приятного вам отдыха.

Секунда, и он стоял около входа.

— Да! — Лео обернулся, и мое сердце забилось в надежде, что он останется и все мне объяснит, а главное, скажет, что делать. — Ваша сабля… — Он положил клинок на пороге. — Посоветуйте хозяину обзавестись более достойным оружием.

Я так и видела, как в спортзале подхожу к нашей любимой Сергачевой, женщине резкой и категоричной, выкладываю перед ней саблю и заявляю, что оружие так себе, один мой знакомый вампир посоветовал его сменить. А Сергачева берет в руку саблю и делает из меня целой две половинки. И я лечу, счастливая и свободная, над городом, над моей улицей и домом. Внизу стоят все мои знакомые, машут мне руками, требуют, чтобы я к ним приземлилась. Но я делаю над ними лишний крут. Вижу Пашку, Маркелову, могучую троицу из моего класса. Вижу даже учительницу по русскому. Она стоит, зло глядя на меня, и что-то говорит. Мне кажется, слова ее важны, поэтому я спускаюсь чуть ниже. Она резко выбрасывает вверх руку, хватает меня за локоть и прямо в лицо произносит:

— Es klingelt![25]

Я пытаюсь отлететь от нее, но держит она меня крепко. Я замечаю, чувствую, что рука ее становится все белее и холоднее, и уже не оглядываюсь, потому что знаю, кого сейчас увижу.

Телефон настойчиво трезвонил, выдавая порцию неприятных сигналов, на секунду замолкая и начиная вновь надрываться. Сердце мое стучало, дышать было тяжело. Я пыталась понять, где нахожусь. Сознание, как истинный друг, вовремя спряталось, придавленное странным сном.

Я летала? Это может быть, только если…

Сон закончился. Я открыла глаза и увидела, что лежу на кровати в мастерской. Черт, из-за этих штор непонятно, что сейчас за окном. Лео своими разговорами усыпил меня! Я запуталась в покрывале. Тело, сжатое одеждой (я, конечно, не раздевалась), заныло. И тут же я увидела — за столом сидит неподвижная фигура.

Почему он не шевелится? Почему не подошел ко мне?

— Макс, прости меня! — Я с трудом высвободилась из покрывала, но на полу наступила на свои ботинки и чуть не упала. Фигура стремительно приблизилась. Меня обдало холодом, и я увидела над собой знакомые светлые глаза. Услышала голос:

— Здравствуй!

От одного его слова закружилась голова, и я прижалась к Максу, ткнувшись лбом ему в грудь.

И тут же все разом нахлынуло на меня. Как я по нему соскучилась! Как я могла прожить этот длинный день без него? Как я могла даже подумать, что смогу жить без его голоса, без его взгляда, без касания рук, без таких всегда правильных слов…

— Макс! — прошептала я, боясь поднять глаза. А вдруг он все еще обижается на меня? Вдруг пришел сказать, что… — Прости меня, пожалуйста, прости! Тебя так долго не было! — быстро шептала я его медленно бьющемуся сердцу. — И у меня без тебя ничего-ничего не получилось.

— Маша! — Голос опустился сверху, обнял меня, и я сразу же подняла голову. На меня смотрело голубое небо. Оно улыбалось мне.

— Макс, пожалуйста, не уходи больше никогда! — Я хотела приподняться на цыпочки, чтобы поцеловать его, но он сам склонился ко мне.

Я только коснулась его губ, как вспомнила.

— Ой, а знаешь, там все плохо, — махнула рукой в сторону окна. — Там милиция и лошадь. А еще надо саблю вернуть.

Он улыбнулся.

— Это все уже не важно, — прошептал он. — Забудь. Не было ничего.

Макс ткнулся лицом мне в плечо, коснулся холодным носом ключицы, его рука скользнула по моей спине. Внутри меня собрался испуганный комок. Я хотела вдохнуть, но дышать становилось все тяжелее. Осторожные пальцы коснулись кожи, и вместо холода я почувствовала жар. Одежда стала мешать. От поцелуя закружилась голова. Захотелось сесть, лечь… Я выпрямилась, чувствуя, как испуганный комок растворяется, как восторг начинает рваться из груди.

И остались только глаза, прозрачные-прозрачные, все глядящие и глядящие на меня… в меня… вместе со мной… И уже было не страшно, исчезли глупые стеснения и неловкость.

Все было правильно. Было хорошо.

И я снова летела, летела прочь от города, от людей, которым постоянно что-то от нас нужно.

За спиной разговаривали, ненавязчиво, негромко, и оба голоса были приятны. Мне все хотелось обернуться, чтобы посмотреть, кто это, чтобы услышать, о чем говорят. Я шевельнулась, окончательно выпадая из сна.

Мастерская… Да, я уже поняла.

День… Нет, вряд ли. Кровать была загорожена ширмой, за ней виделся слабый свет. И доносились голоса. Слишком тихие, чтобы можно было что-то разобрать.

Шевельнулась, ощущая телом приятную прохладу — прежде чем вскакивать, не мешало бы одеться. Я застыла, прислушиваясь к себе. Ведь теперь все изменилось, все стало другим, и я должна это почувствовать. Но я не чувствовала ничего особенного. Только есть хотелось, что было странно и как-то стыдно. Я снова зашевелилась, прогоняя некстати забравшиеся в голову мысли.

Мое пробуждение было замечено — голоса смолкли.