Последний сон ее смертной души - К. Берд Линкольн
Медленно вокруг появились стерильные белые стены. Стало видно больничную койку, на ней был силуэт моей умирающей матери. Это был сон, история, которую я повторяла себе много раз, которая повлияла на меня: день, когда я подвела маму. День, когда я бросила ее, а не рискнула увидеть сон ее смерти. Корень моих страхов, всех моих оправданий из взрослой жизни.
Где-то за этим пузырьком сна кричали мужчины, вопил Буревестник. Но там были гнев и возмущение, а не страх. Это возмущение звенело в костях моего тела, как колокол. Этот сон уже не был тем, какой была Кои.
Мир перевернулся, и я побежала по прохладному лесу как Кен-кицунэ. Мир снова закружился, и я стояла на рисовом поле у дома детства папы, смотрела на восход солнца, пока саранча встречала рассвет. Потом я поплыла в воде дома Черной Жемчужины, играла с рыбой. Странный дом из солнца и луны, в котором Пон-суме снились сотни малышей, качающихся в медленном ритме в колыбелях из веревки и дерева. А потом сон, лишивший меня дыхания от горя: чистота и белизна, которые снились Юкико-сама, когда я съела ее жизнь.
Все это содержалось во мне. Я была Кои и я была баку. Я ела сны. Они были моими. Огонек баку вспыхнул, и больничная койка, умирающая мама и не способность быть достаточно сильной, чтобы любить ее, сгорели, став пеплом.
В пустом сером пространстве пепел летал как снежинки. Я огляделась. Это была я, Кои, с человеческим телом, руками и ногами, без боли. Не привязанная к Буревестнику. Я сделала это. Я. Одна. Я поглотила древний сон и выжила. Я не поддалась навеки зову Громовой птицы. Я была сама равна по силе древнему.
«Кои».
Я обернулась, и там был папа. Он был в форме ресторана, как раньше.
«Как? Это правда ты?».
«Ты поверила бы, если бы я сказал, что это правда?».
«Что происходит?».
«Ты знаешь, Кои-чан».
«Тут я выбираю новый сон. Свой сон баку».
«Да».
«Почему ты не объяснил этого раньше?».
«Ты бы не послушала. И даже если бы послушала, ты бы не поняла. Некоторые вещи нужно пережить, испытать и пожалеть, и потом можно двигаться дальше».
«Ты о смерти мамы».
Папа покачал головой.
«Я о темнице, в которую ты превратила свою жизнь».
«Как мне отсюда выбраться?».
«Ты знаешь», — папа нашел стул, опустился на край. Строгое выражение на его лице добавило морщин у глаз и на лбу, и я поняла, что на его лице была его версия любви.
«Там беда».
«Да, но это можно пережить», — папа вздохнул, посмотрел на свои тонкие сильные пальцы. Забавно, что я не замечала, что ладони Кена были такими же грациозными. Это меня в нем соблазнило в первую очередь.
«Это прощание навеки?».
«Возможно».
«Отоо-чан», — я всхлипнула и опустилась на колени перед ним, прижалась щекой к его ноге.
«Будет время, когда и тебе понадобится отдохнуть. Ты поймешь, как сюда вернуться. Но пока тебе это не нужно, дочь моя. Тебе нужно вернуться в свою жизнь. К тем, кто нуждается в тебе».
Сойки. Кваскви был недалеко. Я подумала о ружьях, о том, что Джеймс и его друзья не считали Иных людьми.
Глаза папы окружили морщинки, но в этот раз от чего-то яростного и почти безумного.
«Им сложно биться с нацистами. Помоги им».
И папа пропал, я осталась одна в серой комнате с пустым стулом и белой скомканной шапкой шеф-повара. Я прижала шапку к лицу на миг, дрожа.
«Ладно, я готова. Новый сон сущности для новой баку».
Я вызвала лес из сна Кена, бежала среди прохладных папоротников к рассвету, полному возможностей. Поступь была уверенной, и я наслаждалась своей силой, ощущала во рту вкус крови и хвои. Я вырвалась на поляну, окруженную кипарисами, запах хвои бил по носу, и фигура женщины, сильной и красивой, манила меня раскрытыми объятиями. Теплый вес, который встал на место после кровавой клятвы Кена, сиял ярким маяком на груди женщины, тянул за близнеца в моей груди с обещанием союза. Она была мной. Я была ею. Я подбежала к ней со слезами на глазах и обвила ее руками, сжала со всем горем и болью, со всем страхом, и в моих руках ничего не осталось, была лишь я. Просто Кои. Баку и человек.
«Теперь это — сон моей сущности».
И с этой мыслью мир закружился, вернул меня к разбитому столу под дождем. Буревестник кричал сверху. Мужчины в камуфляже и другие в полосатых куртках сражались, размахивая руками и ногами, со всех сторон. Молния пронзала небо снова и снова, подожгла крышу дома. Я сморгнула остатки сна. Кто-то убрал оковы и оттащил меня к столу. Этот кто-то пригнулся передо мной в боевой позе, взмахивал деревянной битой и опасного вида когтями, пока парень с ножом и его друг заходили с двух сторон.
Кен.
Мое сердце сжалось от тревоги.
Он двигался слишком быстро, чтобы я могла уследить глазами, его бита отразила удар Терминатора, он провел когтями по груди парня с ножом, разрывая ткань.
— Осторожно, — хрипло сказала я. Джеймс несся сквозь толпу с пистолетом в руке. — У него оружие.
— Кои! — Кен на миг отвлекся на меня, и парень взмахнул Терминатором. Он попал по запястью Кена с жутким стуком. Кен закричал, звуча зловещей гармонией к воплям Буревестника, и упал на колени, одна рука свисала бесполезно сбоку, по ней текла кровь.
Белый волк быстро врезался в бок парня с ножом, отбросил его к краю стола, и больше челюсти сомкнулись на его боку, затрясли его как тряпичную куклу.
Я пыталась дойти до Кена, но тело было выжато и ранено в реальности. Я едва могла ползти, но влезла между ним и Джеймсом.
— Ты его не приручила. Элиза