Плетеный человек - Антон Чернов
— Леший!
— Здравствуй, Кащей, — вышел из непролазных кустов пухлик.
— И тебе не шибко смертельных хворей, — в ответ пожелал я.
Нечистик на секунду нахмурился, прикидывая, куда я его послал. Понял, что не особо далеко, просветлел, поклонился — не слишком глубоко, но не кивнул, а именно поклонился. И с любопытством уставился на меня.
— Обещал, — ответил я на вопросительный взгляд, доставая полотенце.
И наконец-то обрел нормальное настроение и душевное, пусть и условное, равновесие.
Дело в том, что пухлик, неверяще распахнув глаза, аккуратно протянул лапку к полотенцу. Осторожно прикоснулся, погладил. Осторожно принял, развернул на явно деформировавшихся руках… И стал приплясывать с совершенно счастливой мордой.
— Благодарности тебе, Бессмертный! Лепо-то как! — довольно приговаривал лешак, крутясь вокруг себя и вглядываясь в немудрящий рисунок.
Даже трогательно как-то вышло, отметил я про себя. Как реб… неважно. Не хочу вспоминать.
Ну и ладно, слово выполнил. А теперь…
— Кащеюшка, а не поможешь ли? — вдруг сбил меня с полушага голос Лешего.
— Тебе? — кивок. — Не знаю, — честно ответил я. — А что случилось-то?
А вот после ответа я чудом не упал на землю.
— Нечисть окаянная покою не даёт, Бессмертный! — был мне ответ нечисти лесной.
17. Оператор лесной
— Леший, — проникновенно обратился я.
— Чего, Кащей? — бережно сворачивая полотенце в рулон, ответил пухлик.
— Тебе. Докучает нечисть, — раздельно поинтересовался я, получив в ответ бодрые кивки. — И ты ни хрена сделать не можешь?
— Не могу, — явно не слишком довольно и даже слегка смущённо выдал нечистик. — Помоги, а?
— Это… — заскрежетал я извилинами, причём в этом скрежетании даже приняли участие тросы.
Правда, ничего толкового я не надумал: объективно этот конкретный Леший был сильнейшим нечистиком из мной встреченных. И вообще из всех встреченных. Даже ангелочек, при всех прочих равных, создавал меньшие возмущения небывальщины, нежели этот пухлый тип в Прадо.
Ну, положим, Леший — “не боевой” нечистик, и большая часть его сил — это вырастить лес. Но у него полные закрома подчинённых! Тоже, на минуточку, не самой слабой нечисти! В общем — фигня какая-то.
— Где шалит-то? — попробовал я заштопать порванный шаблон.
— В лесу, вдоль дорог и на полянах, окаянный! — дорвал мой шаблон до конца лешак.
— И ты с ним в ЛЕСУ ничего не можешь сделать?
— Не могу, Кащёй. Не вижу я его, — потупился пухлик.
Ну хоть что-то прояснилось. Но всё равно — бред бредом.
— Рассказывай. Смогу — помогу, — решил перестать офигевать и перейти к делу я.
— Вот и здорово, вот и славно, в долгу не останусь, Бессмертный, — поликовал лешак.
И в рамках мне известного — принимал на себя немалые обязательства передо мной. То есть, он мог ничего не делать и не отдавать. А я годиков через пять прийти, помахать пальцем в стиле морского царя “Должок!” и отнять у него Лес. Весь или половину, тут уж как небывальщина рассудит. То есть обманывать он меня не собирался. При этом представлял мне право решать, отдан ли долг или нет.
Безусловно, в случае, если я его просьбу выполню.
В общем-то, как понятно, мне егойный лес нахрен не сдался. Да и в целом — ничего от него особо не нужно, пока, по крайней мере.
Но сам факт, что нечистик вешает на себя немалый долг, пусть пока виртуальный (а может, таким он и останется, возьму с щекастого лукошко грибов, к примеру) — показатель серьёзности проблемы.
Интересно, оживился я, окончательно стряхивая поганость и негатив, тянувшиеся за мной с мёртвого города.
— Странная погань в лесу завелась, — напевно, в боян-стайле, затянул лешак.
И выходила, со слов его, такая неприятная картина. А именно, в лесу появилось нечто, которое локально, вдоль дорог, близ поселений (неважно, мёртвых или нет) берёт леший лес под контроль. Локально, “не больше версты”, но Леший этого не чувствует, вот вообще. Притом, что “как кажная букашка любится” в курсе, вуайерист пухлый.
Последнее, кстати, не проявление излишней любвеобильности нечистика. Тема всплыла из-за конкретных проблем, вызываемых неведомой нечистью.
Лес и животные, оказавшиеся локально во власти нечисти, становились стерильны. Не умирали, но теряли репродуктивную функцию как факт. Вплоть до того, что растения, на минуточку, способные к размножению делением, делиться отказывались наотрез. И помирали кусками, которые должны бы вырасти в новое дерево или куст. С живностью — та же история.
Всё это локально, но продолжалось от месяца до недели. Как-то у пухлого, задолбанного ордой шишиг и кикимор, с временем неважно было, хех. И репродуктивная функция всего возвращаться к норме не собиралась.
Далее, некая шишига, которая вроде как болотная, но травой заведует и в лесах шуршит (чему я сам свидетелем был), на “нечисть поганую” натолкнулась. И то ли сдвинулась крышей, то ли ещё что, но: “рыдает навзрыд, говорить не желает или не может, но как ей страшно и помереть желается — бормочет”.
В общем, какая-то хрень неприятная, непонятная, запредельная. Для нечистиков небезопасная в плане психики (на этом месте уже я несколько потупился невинно, потому что я — хороший. Хоть и та ещё сволочь).
И сожрал… точнее, чёрт знает, что сделал, дюжину человеков. Или металюдей — тут лешак различий не делал, разве что эпитет добавлял типа “коротышка” или там “дылда”.
Активность этот паразит проявляет в сумерках-ночью. Людей харчит в лесах, с хрена ли они туда лезут — непонятно, а леший не особо интересовался. Его, как понятно, сильно беспокоили области стерильности, потихоньку-полегоньку, но появляющиеся.
— Фигня какая, — экспертно заключил я, на что лешак покивал. — Слушай, Леший, ни черта мне эта пакость не нравится, — задумчиво протянул я.
— А уж как мне не нравится, Кащеюшка — мочи нет, — замахал брылями нечистик. — Избавишь от супостата?
— Да надо бы… И говорил же уже, что возьмусь, — напомнил я.
— Так-то оно так, а этак надёжнее, — повеселел Леший и утопал, уменьшаясь в размере, вдаль.
Так, ну ладно, задумался я. Нечисть активность проявляет в сумерках. И локализация ентой нечисти похер — леший доложил, что “стерилизованные” места появляются вдоль шоссе, у поселений, подчас несколько за ночь, абсолютно бессистемно и невзирая на расстояния.
Развернул я карту, попырился в неё мудрым взором, ни хрена на ней не углядел. Кроме и так нарисованного. А была надежда на
