Симптомы Бессмертия (СИ) - Виноградов Максим
Из машины тут же переместились внутрь дома. Там встретил такой же молчаливый исполнительный дворецкий. Повинуясь его указаниям, прошли в дальнее крыло второго этажа, где находились, видимо, гостевые комнаты.
— Располагайтесь, — слуга распахнул двери вместительных покоев.
Это были, пожалуй, единственные слова, услышанные со времени поездки. Вполне учтиво, но и подчеркнуто отстраненно. Что ж, и на том спасибо.
Бегло осмотрел комнаты, доставшиеся в пользование. Обширная гостиная, две спальни, общий туалет и роскошная ванная. Все обставлено по лучшему разряду. Добротная мебель из дерева и кожи. Стены, потолки, люстры, поблескивающие позолотой. В плане роскоши, конечно, дом значительно уступал дворцу министра. Зато по удобству и продуманности, пожалуй, легко мог поспорить.
Отправил Элли в душ, намереваясь заняться изучением содержимого бара. Но едва взялся за стеклянную ручку, в гостиную высунулась смущенная рожица спутницы.
Пришлось пройти с ней, разбираться с невиданным чудом техники. Вдвоем кое-как справились, хоть устройство водопровода оказалось отнюдь не очевидным. Один кран регулировал напор воды, а второй — ее температуру. Выяснять пришлось методом проб и ошибок, в результате чего оба промокли до нитки и от души посмеялись.
В итоге, душ пришлось принимать вместе. Ничего такого — только гигиенические процедуры. Если, конечно, не считать за шалость игривый шлепок по попе.
Когда выбрались из ванной, нас уже поджидала чистая одежда. Для меня — джинсы, клетчатая рубаха, в которых я тут же стал походить на ковбоя. Не хватало только широкополой шляпы, но в доме она была бы нонсенсом. Оделся, стараясь не думать о том, сколько стоит такой простой, казалось бы, наряд.
Для Элли одежда оказалась более официальной. Черные чулки, темная же юбка чуть выше колена, белоснежная блузка с огромными пуговицами. Девушка натянула непривычные вещи и тут же занялась вполне женским делом — вертелась перед зеркалом. Я даже залюбовался, в который раз убеждаясь, что Элли необычайно мила. Строгий стиль сделал ее как никогда похожей на старшеклассницу. Впрочем, по возрасту она ею и была.
Очередная попытка добраться до бара вновь окончилась неудачей. В самый неподходящий момент двери покоев отворились, и нас вежливо пригласили проследовать на трапезу.
Обед — или уже ужин? — проходил в отдельной, специально обставленной гостиной. Кроме громадного стола, где накрытыми оказались лишь два места, здесь присутствовали несколько диванов, образовавших нечто вроде неформальной переговорной. Уселись рядышком, ощущая себя несколько не в своей тарелке. Даже я казался себе неуместным среди всего окружающего великолепия. Что уж говорить о бедняге Элли?
Ели жадно, хоть и стараясь держаться в рамках приличий. К счастью, еда оказалась простой и вполне знакомой — мясо, картофель, овощи. Никаких устриц и прочей фуагры, которую еще и не сообразишь сразу, как правильно откушать.
Признаться, рацион доноров успел мне заметно надоесть за те три дня, что я вынужденно пользовался их гостеприимством. Так что обычной человеческой пище оказался очень рад. Элли же и вовсе, кажется, ела мясо впервые. Во всяком случае вот так — вволю, сколько хочешь. И только страх сделать что-то не то и выставить себя в глупом свете сдерживал ее от позыва наброситься на блюдо с головой.
Насытившись, блаженно развалились на мягких стульях. Я тревожно огляделся в поисках горячительного — на столе, к сожалению, присутствовали только соки. Не то чтобы алкоголь мне так уж необходим... просто хотелось немного расслабиться. Сбросить, наконец, груз накопленной ответственности.
И опять — не успел. В гостиную вошел хозяин поместья, разом завладев всеобщим вниманием. Одного движения бровей оказалось достаточно, чтобы слуги бросились убирать со стола. Небрежным жестом ладони Дайсон пригласил гостей переместиться к импровизированной переговорной, полной мягкой мебели.
Диван принял меня и Элли, даже не скрипнув. Мы уселись, как примерные ученики в кабинете директора: прямо, напряженно, в ожидании принципиального разговора. Элли поерзала, едва заметно придвинувшись ближе, чтобы наши колени соприкоснулись.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Дайсон выудил из бара увесистую бутыль. Небрежно наплескал желтой жидкости в широкие бокалы. Как только выпивка оказалась на столе, мы с Элли почти синхронно потянулись к стаканам. Девушка едва пригубила напиток, я же с наслаждением осушил емкость, смакуя каждый глоток.
Пока слуги заканчивали с уборкой, богатей неторопливо раскурил сигару. Его окутало целое облако дыма — с довольно приятным запахом, стоит признать.
— Что ж, теперь можно и поговорить, — Дайсон слегка улыбнулся, стрельнув глазами в сторону донорши, — Мистер Подольский, быть может вашей даме лучше... осмотреть мою коллекцию живописи?
Скосил глаза на Элли — она напряглась, будто перед казнью.
— Думаю, в этом нет смысла, — проговорил, мягко обняв девушку за плечи, — Вряд ли что-то из сказанного будет для нее тайной...
Элли вздрогнула, несмело прижавшись к моему боку. Чуть ли не растаяла от неожиданной нежности.
— Пусть так, — легко согласился Дайсон, — Тогда начнем? — он задумчиво выпустил новое облако дыма, — И первый вопрос, пожалуй — почему я вам помогаю?
Признаюсь, у меня имелось кое-какое мнение на этот счет. Были, так скажем, варианты. Но озвучивать их посчитал преждевременным. И, как оказалось, не прогадал.
— А чтобы еще больше нагнать интриги, задам гораздо более интересный вопрос, — Дайсон нагнулся вперед, наградив пронзительным взглядом, — Как вы думаете, почему я — богатейший человек Лондона, а может, и всей Англии — до сих пор не примкнул к сообществу долгоживущих?
Глава №28
— Как вы думаете, почему я — богатейший человек Лондона, а может, и всей Англии — до сих пор не примкнул к сообществу долгоживущих?
Дайсон медленно откинулся назад, вальяжно развалился в кресле. Дым, исходящий от сигары, клубился над его головой, будто нимб. Сам он, наоборот, отнюдь не выглядел святым. Скорее походил на сибарита, не отказывающего себе ни в одном из жизненных удовольствий. Будь то вина, изысканные блюда или доступные женщины.
— Ну, вы еще молоды, — внезапно подала голос Элли.
Физиономия Дайсона расплылась в довольной улыбке. Девушка быстро покраснела, испугавшись собственной дерзости.
— Рискну предположить, что тут замешаны деньги. Или политика, — сказал первое, что пришло в голову, — Я слышал, долгоживущие не слишком охотно принимают в свои ряды новых членов. Кем бы они не были. Гораздо важнее — личные знакомства, поручительство уважаемых людей, влияние в обществе...
Теперь богатей и вовсе разухмылялся во всю ширь. Как только рожа не треснула от избытка радости...
— Вы правы во всем. Но главная причина, конечно же, не в этом, — новые клубы дыма неторопливо поплыли к потолку, — Дело в том, что я убежденный приверженец одной моральной концепции...
— Так это вопрос веры?
— Нет, Майк, вера тут ни при чем. Скорее — философская установка. Определенный моральный принцип, куда использование имплементатора не укладывается ни при каких условиях.
— И что это за... концепция?
Дайсон помолчал, обсасывая сигару. Выражение самодовольства медленно стиралось с физиономии богача, уступая место серьезной мине.
— У вас есть дети, мистер Подольский?
Мотнул головой из стороны в сторону.
— Тогда вам сложно будет это осознать... Мы считаем, что каждый этап в жизни человека красив и величественен по-своему. Веселое беззаботное детство. Яркая искрящаяся юность. Уверенная красивая зрелость. Достойная умиротворенная старость. Даже смерть — вполне закономерный итог жизненного пути. Ее должно принять со спокойной душой, как подобает думающему человеку. Никто не создан для того, чтобы жить вечно. Мы должны продолжаться в детях, и их детях. В своих потомках и потомках их потомков. Поколения за поколением. Так было до меня — многие тысячелетия. Так будет и после. Мой род будет жить и множится, даже когда память о Карле Дайсоне затеряется и сотрется под песками времени...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})