Исход благодати (СИ) - Зеленжар О.

Ондатра задумался.

— Так заведено, — наконец сказал он. — Музтьина долзен… длинные волосы. Это красиво. Знак… Сила. Здоровье. Хорощий наследие.

— А женщины? — спросила она.

Ондатра вспомнил девушек стаи, оставшиеся в Нерсо.

— Нет. Гладкий, как кость.

Брови Итиар поднялись вверх, и она отпустила прядь. Он сказал что-то не так? После этого девушка впала в задумчивость, а затем обескуражила его вопросом:

— Скажи, а я красивая?

Ондатра приоткрыл рот, не зная, что ответить. По меркам племени Итиар была неказистой. Низкая, узкоплечая, слабая, с по-мужски длинными волосами, не приспособленная к сражениям и охоте. Желанная добыча для морских тварей и беззащитная жертва разгула стихии… Удивительно, но именно это и пленяло Ондатру, как танец лепестка на поверхности воды, между двух миров и состояний: жизнь и смерть. Беззащитный цветок ничего не может поделать с тем, что невидимая сила неумолимо тянет его на дно, но продолжает источать сладкий аромат сквозь толщу воды, словно говоря: “Мне все равно. Я живу, чтобы ты мог несколько секунд насладиться моей красотой”.

— Красивая, — шепнул он. — Как цветок.

Ее лицо просияло, она нащупала его ладонь, обхватила и прижала к щеке, легко водя пальцами по тонким перепонкам. Этот момент ярко вспыхнул в его голове сочетанием сладкого аромата, красного и желтого цветов, что сплелись, как пестрые морские змеи, и шуршания метлы, напоминающего прибой. Прикрыв глаза, Ондатра позволил красному зверю вить петли в его груди. Это было приятное трепетание, словно ветер в парусах на рассвете.

С тех пор Итиар часто касалась его. Иногда это было легкое колыхание волос по коже или тепло прижатого к телу плеча, а порой брала Ондатру за руку и держала, перекатывая ее в ладонях.

— У тебя очень приятная кожа, — призналась девушка. — Такая гладкая.

А молодому охотнику наоборот нравилась легкая шероховатость ее ладоней и слегка загрубевшие кончики пальцев, напоминающие прикосновения теплой гальки. Они странно волновали в области сердца и живота, словно задевали невидимые струны, заставляя их вибрировать. Ондатра часто представлял себя леаконом в руках Итиар, издающим глубокие трели от уверенных движений рук, и это странным образом волновало. Иногда они могли подолгу молчать, держась за руки, и тогда парню казалось, что они общаются кожей, как растения и ветер.

Братья тихо посмеивались, наблюдая за ними, и подтрунивали над Ондатрой.

— Ты низкий как дитя, она слепая, — заметил однажды Буревестник. — Вы друг друга стоите.

Тогда они сцепились в драке, и Ондатра доказал братцу, что его рост — не такая уж и большая помеха, чтобы надавать кому-нибудь тумаков. Дельфину пришлось разнимать их.

— Прекратите! — кричал он. — Ондатра, не убей его! Буревестник, шутка слишком похожа на оскорбление!

— Прости, — фыркнул брат-задира, — я был не прав.

— А я погорячился, — вздохнул Ондатра. — Как только ты сказал это, меня словно накрыло волной…

— Гон делает гневливым, — объяснил Дельфин, — но ты должен думать, на кого выплескивать накопившуюся злость.

Ондатра с лихвой изливал ее на двуногих рыб, что не подчинялись установленным в “Гнезде чайки“ правилам. Его уважали, опасались и за глаза прозвали Сторожевой Акулой.

Эсвин, предводитель Поморников, часто и подолгу наблюдал за молодым охотником, когда бывал в Гнезде. Его холодный взгляд напрягал все мышцы.

— Будь осторожен, — время от времени предупреждал Дельфин. — Он не просто так изучает тебя. Люди коварны. На них словно несколько шкур, и никогда не знаешь, какая настоящая.

“Итиар не такая”, - думал про себя Ондатра, и это моментально сбивало его с осторожного настроения.

В тот вечер в Гнезде не было Эсвина и его вонючих мурен с острыми пронизывающими взглядами. В течение дня произошло несколько стычек, но в остальном было скучно. Посетители разошлись, Керо разминался, Итиар упаковывала леакон в торбу. Рассевшиеся за столом братья подтрунивали над мальком, что тот неуклюж как морская звезда, а тот огрызался в ответ. Ондатра слегка улыбнулся их беззлобной перепалке, как вдруг услышал шум со стороны той части норы, где пахло вареной рыбой, жиром и дымом. Не обычное переругивание двух толстых рыб, что потрошили морских окуней, не крики забиваемых животных, не глухие стуки мешков, от которых пахло землей и затхлостью. Нет, это были резкие вопли страха и ярости. Молодой охотник издали почуял — пролилось много крови. Подхватив копье, он кинулся на запах, находу дав знак братьям обнажить оружие, но выбежать из зала не успел. Резко распахнулась дверь, повиснув на жалкой щепке, звонким дождем брызнули ставни из двух окон, и в зал ворвалась группа двуногих рыб в рваных рубахах, желтых от застарелого пота, и с тяжелыми кусками металла в руках. Послышался топот, с другой стороны выбежало еще несколько человек, блестящих от свежепролитой крови. Один из них оказался в опасной близости от Итиар, которая от всего этого треска и грохота упала на пол и закричала. Окровавленная рыба дернулась на этот вопль и тут же застыла с торчащим из груди копьем, булькая красной пеной. Ондатра быстро стряхнул его с навершия, чтобы чиркнуть острием по груди следующего. Лезвие вспороло ткань и кожу, заставив противника отступить, и молодой охотник кинулся к упавшей девушке.

Растерянность вторженцев длилась всего мгновение, но этого хватило Ондатре, чтобы подхватить Итиар и толкнуть в сторону Керо.

— Защищать! — приказал он мальчишке, и в этот момент две волны врагов ударили одновременно.

— Харрр! — прорычал Дельфин, выстрелив из ручного гарпуна.

Тяжелый снаряд со свистом пронзил воздух и с хрустом врезался в самого дальнего противника из тех, что напали со стороны окон. Цепь натянулась, и парочка рыб споткнулись об нее, тяжелые тесаки потянули их к полу. Буревестник поймал их налету, вскрыв животы широким лезвием кинжала. Рыбы не успели среагировать. Миг — и два обреченных тела приземлилось в груду собственных внутренностей, переплетающихся, словно морские змеи во время случки.

Дельфин кинул ручной гарпун и выхватил кинжал из длинного зуба Извечного, отступив за спину Буревестника. Керо перехватил обеими руками обструганную палку, заменяющую ему учебный снаряд, и шагнул за стол, утаскивая за собой Итиар. Девушка жалобно всхлипнула, протянув руки в сторону Ондатры. Сжав зубы, молодой охотник оттолкнул древком одного из нападавших и вскрыл морду второму. Остальные отпрянули от его копья, рассредоточившись широким полукругом. Братья воспользовались этим моментом, чтобы встать спина к спине, образуя ощерившегося иглами морского ежа.

Один из нападающих ловко перемахнул через стол, за которым спрятался Керо. Малек испуганно отступил к стене, прижав палку к груди. Нет, неправильно! Ондатра метнулся ему на помощь, нацелившись вытянутым копьем во врага. В этот самый момент молодой охотник открылся.

— Ондатра! — крикнул Дельфин, но окровавленный тесак уже неся к голове его брата, желая смять, раздробить, изрубить.

Шшшх! Бам! Хрусь! — владелец огромного ножа получил мощный удар прямо в уязвимое местечко под легкими. Тесак вскользь чиркнул по скуле Ондатры, сорвав тонкую полоску кожи. Кинувшийся на Керо сделал два пошатывающихся шага и рухнул, утянув за собой торчащую из спины половину копья. Вторая часть оружия взметнулась в руке Ондатры, и острый зуб Извечного вошел в череп согнувшейся от боли рыбы, что почти достала его. Очнувшись от ступора, Керо вырвал лезвие копья из спины того, кто мгновение назад был готов убить его, и, зарычав сквозь зубы, кинулся на подмогу Ондатре.

Началась кровавая свалка. Враги, явно не ожидавшие такого отпора, начали отступать, скользя на лужах крови и спотыкаясь о перевернутые столы, а охотники преследовали их как акулы, хладнокровно карая за любое промедление. Братья превратились вдруг в осьминога с тремя бритвенно острыми щупальцами. Стоило одному атаковать, как двое других были тут как тут, страхуя с уязвимых сторон. Запах крови превратил воздух в соленое марево, красный зверь рокотал мощным прибоем, разливался по мышцам волнами кипящего огня, и пел: “Крови! Крови! Крови! Дай мне больше! Еще и еще!”. Братья, захмелев от силы, издавали трели дикого восторга, и даже Керо радостно взвыл, когда лезвие в его руках пронзило вражеское бедро.