Генри Олди - Армагеддон был вчера

…Ее последнее письмо было странным. До этого — все понятно: колледж на побережье, оценки, бабка-маразматичка, теннис. А тут… Какой-то Пол, с которым она вдобавок разговаривает по-русски, какие-то акулы… Откуда там русские? Написала — и молчок. Хорошо еще бабка не забывает. Свекровушка!.. Да чего от ее эпистол ждать? «Здоровы, сыты, шлите денег…»

Стоп, хватит!

Со старшим сержантом Петровым все классически просто. Без скипидара. Для друга Фимки да для кореша Алика он не пожалеет ни времени, ни подошв. А то, что работать доблестный жорик будет втемную, и вовсе хорошо. Аминь, аминь, сотрудник Стрела!

Пopa было идти к дубу. Или вначале заварить кофе? Впрочем, заваривать лень, но можно сходить в буфет. А еще лучше посидеть тут, ни о чем не думая, посидеть с закрытыми глазами, представляя себе небо — белесое жаркое небо, бездонное, равнодушное. Один из советов Святого Игнатия — и очень дельный. Лучший способ отдохнуть, когда времени мало и… Дзинь! Дзинь! Дзи-и-инь!

Счастье, что в этот миг в кабинете не оказалось доктора Белла. Застрелила бы — и Первач-псов не побоялась. Наизобретал, козел сраный, сука американская…

— Гизело слушает!

— Госпожа старший следователь! Добрый день. Тут, блин, такая лажа!..

Так и знала! Дуб! Ладно, придется идти…

Почему-то я ожидала увидеть следователя Изюмского на боевом посту — с плетью в руке. Или с оголенным проводом. И, естественно, не одного, а в компании с подследственным Кондратюком, который голубым кулем болтается на дыбе, вопит, хрипит…

Дуб был один. На столе, кроме початой бутылки коньяка, сиротливо лежала бумажка — тоже одна. Ручка пристроилась сбоку.

На меланхоличное предложение выпить я даже не стала отвечать. Села в кресло (предложить присесть он, само собой, забыл) и выжидательно взглянула на дубовую рожу.

Рожа сморщилась.

— Где подследственный? — поинтересовалась я, уже начиная догадываться.

Рожа сморщилась еще больше.

— В лазарете, блин!..

Лучше всего сосчитать до десяти. Или до ста. По-итальянски. Уно, дуо, трез…

— И что вы ему сломали, господин Изюмский?

— Ребро, — покорно вздохнул дуб. — Или два…

— Идиот.

—Так точно…

Полная покорность возбуждает. И не только в сексе.

— Повторите!

Дуб грузно поднялся, почесал затылок.

— Идиот я, блин, подруга! Да ты бы на этого тормоза посмотрела! Лыбится, падла, и блекочет всякую туфту! Он же, сука, плановой, блин! Гондон поганый, ломка у него, гада! Дозу просит!..

— А теперь по-русски, пожалуйста…

Пока племянничек пытался найти адекватные выражения в великом, могучем и свободном, я припомнила замеченный мною еще той ночью странный — неподвижный и прозрачный — взгляд Кондратюка. И пожалела, что не взялась за дело сама. Хотя и без меня можно было догадаться, что у мерзавца — астенический синдром, и в таком состоянии бить его просто бесполезно. А теперь единственный подозреваемый по важнейшему делу выбит из игры — в буквальном медицинском смысле — и, возможно, надолго.

— Что он сказал? — перебила я, не дав товарищу Изюмскому подыскать эквивалент к выражению «гондон поганый».

Дуб молча протянул мне листок — тот самый, единственный.

Ну-с?

«Гражданина Трищенко я не убивал. Пистолет мне вручила Очковая. Она велела прийти в бар „Момай“. С моих слов записано верно».

Подписи не было, зато имелась грамматическая ошибка (бедный Мамай!). Я вздохнула.

— Что баллистики говорят? Пистолет тот?

— Тот…

В принципе с этим можно сунуться в суд. Пистолет, личность подследственного, поведение при задержании. Но ведь дело не в наркомане! Точнее, не в его поганой личности. Трищенко убили безнаказанно, в меня тоже стреляли, явно не опасаясь последствий. Кто дал этому уроду право убивать? Наркоманы-убийцы в нашей практике попадались, и не раз, но исключительно мертвые. «Психоз Святого Георгия» достает их вдвое быстрее, чем всех прочих. Кажется, на эту тему была даже статья…

— Когда мы сможем его допросить?

Молчание затянулось, и я почуяла недоброе.

— Господин Изюмский!

— Да блин!.. Я его по башке ненароком двинул! У него это… Сотрясение!..

Да. Идиот. Клинический.

— Ладно. Посетителей допросили?

Протоколы я листала недолго. Дуб оказался дубом и тут. Свидетелей расспрашивали о Кондратюке — но не об убитом Трищенко. О Кондратюке же знали немногое. Появляется редко, мало с кем общается, предлагает себя исключительно за деньги или за «дозу», имеет совершенно непотребную кличку «Глубокая Пасть», не танцует… Не танцует — этого мы не учли… Эх, не о том спрашивали! С Кондратюком пока все ясно, нам бы про убитого Трищенко узнать. Бармен — человек известный, тут бы многое всплыло!..

— Кто такая эта Очковая, не знаете?

Дуб только вздохнул. Озвереть? Нет, не стоит. Займемся педагогикой.

— Значит так, Изюмский! Кондратюка — на обследование. И не в лазарет, а в Центральную клиническую. Срочно! Пусть поглядят, что в нем такого особенного. Дальше… Вызовите всех свидетелей еще раз. Узнайте все о Трищенко. Побывайте у него Дома, расспросите родителей… Вас методике расследования учили?

Тяжкий вздох был мне ответом. Ну конечно! Юракадемия, заочное отделение!

— Как только найдете Очковую — везите сюда. Обыск на квартире. Как заявку на ордер писать — знаете?

— Да знаю я, госпожа старший следователь! — возгласил дуб. — Я просто того, ну… этого…

Верно. И того он. И этого тоже.

— Налейте коньяку!

Последняя фраза была явно воспринята как знак примирения. И напрасно. Я отхлебнула коньяк (прекрасный, откуда только взялся?), улыбнулась:

— А будете обо мне сплетничать, кое-что оторву. Что именно, вам Никанор Семенович уточнит. Настоящий мужик баб трахает, а не облизывает языком при посторонних. Ясно?

Удивительно, но дуб покраснел. Да так, что я почти его простила. Все-таки жизнь мне спас, охломон! Ладно, можно еще по глоточку…

Я кивнула на бутылку, товарищ Изюмский послушно привстал…

Дзинь! Дзи-и-инь!

Черт! Я и забыла, что телефоны бывают не только в моем кабинете.

— Вас, Эра Игнатьевна!

Так и знала…

— Гизело? Где тебя леший носит? Немедленно на выезд!

Ревенко! Да пошел бы он!..

— Какого беса! Я работаю!..

Из трубки послышался рык, да такой, что даже я дрогнула.

— Немедленно! В городе погром! На Сумской! Поняла? Шеф уехал, дозвониться не могу! Ноги в руки, мчись, принимай решение! Я к «сагайдачникам», они, болваны, с выходом тянут!.. Выполняй!