Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения

— Фринр Миран, валтрц фибрн ткше кранкрейт…

— Госпожа Миран, — услужливо перевёл Джеми на ухо дэю, но Таша услышала, — белая лихорадка — коварная болезнь.

Рыжеволосый поднял голову. Скользнув равнодушным взглядом по новоприбывшим, беспомощно посмотрел на жену.

— Рэрр Гирре, рих дерфраг гебтеллт, — отрывисто повторила Нирулин. — Вир Лана?

— Господин Гирре, я задала вопрос — как Лана…

Но она ведь знает, не может не знать, что означают эти цветы…

Лекарь, вздохнув, затеребил краешек бороды.

Сколько их у него было, сколько ещё будет — но выносить приговор нелегко, будь то первый или сотый раз.

— Мерхедн арвирд рлебен надх, — без намёка на эмоции произнёс он.

Господин Миран закрыл лицо руками. Нирулин смотрела на дочь: прямая, безжизненная, безнадёжная.

Перевод не был нужен. Таша и так поняла, что девочка не переживёт ночи.

И в этот миг Арон шагнул вперёд.

Лекарь не замедлил встать между дэем и детской кроваткой:

— Что ты здесь забыть, человек? — с холодным акцентом отчеканил он.

— Я пришёл помочь.

— Ты ей не помочь. Излечить тело — можно. Душа умирать — нужно отпустить.

— Эта девочка не должна умирать.

— Кто ты есть, дэй? Кто ты есть решать это?

— А вы, знахарь?

Таша вдруг услышала тишину, которой не было раньше, и посмотрела на кровать.

Лана не металась больше. Лежала тихо, дышала редко. Лицо девочки было спокойным, почти умиротворённым… и бледность кожи медленно обращалась восковой.

Тело устало бороться за жизнь.

Нирулин рванула к лекарю, крича что-то, срываясь на визг, цверг отшатнулся — и Арон, беспрепятственно пройдя вперёд, опустился на краешек постели. Лекарь угрюмо посмотрел, как дэй бережно берёт умирающего ребёнка на руки; потом рухнул на стул чуть поодаль, повесив голову.

— Рих хаб альн дсе мийн кфарт гехамт, — выплюнул лекарь. — Инд дурр ривст лаен, мехнер.

— Я сделал всё, что в моих силах, — забубнил Джеми, поёжившись, — ты только всё испортишь, человек.

— Эр ривд шривиг инд рканк. Руф мерхедн. Зир гебегн рдотен хириг, инд дурр… дурр…*

(*прим.: Это будет трудно и больно. Для ребёнка. Она встречает смерть спокойно, а ты… ты… (цверг.)

— А я не привык уступать, — сказал Арон. В его руках умирающая девочка казалось совсем крохотной. — Даже смерти.

Положив ладонь на детский лоб, дэй закрыл глаза.

Лана уже дышала почти неслышно. Таше приходилось напрягать слух, чтобы различать вдохи в звенящей тишине. Вдох, выдох, и снова, и…

Вдох.

Тишина.

Заставившая Ташу похолодеть.

О нет…

Арон не шевельнулся. Лишь бормотнул что-то — так тихо, что даже Таша не сумела расслышать. Крепче сжал губы.

Под ритм собственного сердца, выколачивавшего обречённую дробь, Таша стиснула ослабевшие пальцы в кулак.

Не надо, Арон, отчаянно подумала она. Не молчи. Минутой раньше ты это скажешь или позже — ничего не…

И удивлённо воззрилась на то, как дэй, обмякнув, кренится набок.

Они с Джеми одновременно кинулись вперёд, вцепившись в чёрную накидку. Поддержали дэя с двух сторон, не давая упасть; опустились на кровать рядом с ним.

— Арон, что с тобой? — Таша встревоженно вгляделась в его лицо. — Ар…

Осеклась. Недоверчиво вглядываясь в его совершенно неподвижные черты, напрягла слух.

И прижала ладонь ко рту.

Дэй не дышал.

— Что с ним? — недоумённо осведомился лекарь.

Таша приникла ухом к груди дэя.

Его сердце не билось.

Этого не может быть. Не мо-жет.

— Он… — Таша сглотнула; произнести слово вышло только шёпотом, — он…

Подняла взгляд, посмотрев на Джеми — который почему-то следил за происходящим без всякого удивления, зато со странным естествоиспытательским интересом.

— Он…

И, различив в тишине уверенное «тук», оборвала фразу на полуслове.

Таша отпрянула — чтобы увидеть, как ресницы Арона дрогнут, и услышать судорожный вдох.

Двойной.

— Арон? — прошептала она.

Дэй открыл глаза. Выпрямился. Посмотрел прямо перед собой странным недвижным взглядом, будто вернувшись из кошмарного сна.

Потом — на Ташу: словно после долгой разлуки, словно не в силах поверить, что она здесь, перед ним. Настоящая, живая.

— Таша… — лицо его мало-помалу прояснялось. Он слегка улыбнулся. — Прости, что не предупредил.

Лана, моргая голубыми глазёнками, тихо хныкнула.

Арон кивком позволил Нирулин, мертвенно бледной от волнения, подойти ближе. Осторожно передал девочку матери, и Лана не замедлила разреветься. Лекарь тоже подскочил ближе; подозрительно взглянул на щёки девочки, раскрасившиеся здоровым румянцем, пощупал лоб, велел высунуть язык — чего добился не сразу. Джеми, заинтересованно поднявшись с постели, наблюдал за осмотром в непосредственной близости.

Затем цверг озадаченно погладил девочку по рыжей макушке.

— Я не верить, — лекарь повернулся к дэю. — Буду наблюдать… хуже может быть… но, кажется, девочка есть здорова!

То, как муж Нирулин вскочил с табурета, чтобы обнять разом жену и дочь, Таша уже видела краем глаза.

Она, не моргая, смотрела на Арона.

— Ты сделал то, что я думаю? — почему-то сиплым голосом спросила она.

Арон, помедлив, кивнул.

Оставив её искать слова, отказывавшиеся находиться.

— Может, ты ещё и Волшбное Крещение проводить умеешь? — наконец тихо произнесла Таша.

— Я над этим работаю.

Серебристые глаза — против серых. Непонимание — против ироничной невозмутимости.

— А говорил, что не святой…

— Я не лгал.