Наталья Колпакова - Лучший из миров

Что лишь свидетельствовало о том, как неразумно полагаться на первое впечатление.

Как-то раз Саора наткнулся на подлинное сокровище. Он и не догадывался, что есть еще на свете настолько полные собрания древних заклятий! Давно забытый язык представлял почти непреодолимые трудности даже для него, но попотеть все-таки стоило. Даже крохи знания, которые удастся отковырять от этого монолита, поистине бесценны. Книга была похоронена под множеством других сочинений, и взмокший Саора, разбирая шаткую башню, еще подумал было, что стопка эта – какая-то неправильная. Нарочитая, что ли… Мысль едва мелькнула, не успев толком оформиться. И забылась, когда на него глянул, будто из бездны времени, полустертый глаз, вытисненный на обложке фолианта. Том был обтянут толстой, почти не подвластной ножу кожей ящерицы Ноэ, вымершей в незапамятные времена. Саора от потрясения едва не задохнулся и в непроизвольном приступе благоговения погладил грубую бугорчатую кожу. И ощутил… Толчок – робкий, потаенный. След чужого присутствия. Эта древняя книга, пропитанная магией иных времен, была не просто стопкой исписанных листов кожи. Она была немножко живой, она не хранила – помнила знания. И говорила. Как умела. А Саора умел услышать.

Кто-то находил эту книгу до него, вот что. Касался, может быть, даже гладил обложку, подобно Саоре, открывал, переворачивал страницы. А потом приткнул в самый глухой угол, на неудобную низкую полку, и завалил для верности томами попроще.

Кто?

Догадаться нетрудно.

От сидения на корточках затекли ноги. Саора с усилием начал подниматься, притискивая к груди тяжеленный фолиант. И едва не выронил книгу. Прямо перед ним, в просвете между шкафами, высился неподвижный темный силуэт.

Саора признавал за собой немало недостатков – где уж ему корчить святошу! – но трусости среди них не водилось. Чувство опасности вонзалось глубоко под кожу как пыточная игла, и тело взрывалось переживанием собственной реальности. Переполненность бурлящей горячей кровью, животная радость существования! Он обожал это чувство, пьянел от него, отчего и был безрассудно, отчаянно храбр. Жаль, опасность требовалась настоящая. Попытки причинить себе боль ни разу не дали этого освежающего эффекта, приходилось пользоваться другими людьми. Саора родился с обнаженной душой, этаким кровоточащим сгустком, наделенным невероятной восприимчивостью, да так и жил с ободранной кожей. И смертный ужас своих жертв переживал почти как собственный.

Ну вот, а напугать его было очень, очень трудно! Поэтому он светло, по-детски, улыбнулся, распрямляясь, и шагнул вперед. Легкая муть в переутомленных глазах рассеялась, и Саора с некоторым разочарованием узнал архивариуса. Того, чей магический след мгновение назад осторожно толкнулся ему в ладонь… (Саора как-то раз убил беременную с маленьким еще животом. Ощущение было похожее.) Теперь тот уже не «высился» – просто стоял, незначительный, некрупный, пожалуй, даже тщедушный, в скучно-серых складках слишком большой, как с чужого плеча, мантии. Стоял – и смотрел Саоре прямо в лицо, будто равному, с непередаваемым выражением. Словно две дюжины демонов Третьего мира осатанело драли душу архивариуса в разные стороны. Миг – и Саоре почудилось, что мажок кинется на него, метя в глотку. Но нет, демон разрушения оказался в меньшинстве. Ого! Какие еще тайны похоронены в многослойной душе библиотечного червя?

Они были здесь совсем одни. За могучими, без окон, стенами полузаброшенной старинной библиотеки на самых задворках дворца. Никто не услышит, никто не войдет. Саора мягко улыбался – тоже как равному, – готовый услышать любой вопрос и дать на него какой угодно ответ. Магический поединок? Да сколько угодно. Здесь, в хранилище мудрости, где дремлет вокруг древняя могущественная магия, бойцы останутся незамеченными. Саора знал, что легко придавит архивариуса голыми руками, а вот что касается магии – тут могло выйти интересно. Лишь боги Темных Времен ведают, что успел понавычитывать во вверенном архиве трудолюбивый червячок! Одно он понял уже сейчас: этот человечек не так прост и далеко не безобиден. Потому и не стал корежить из себя Высшего, одергивать забывшего порядок служителя, потому и удостоил его молчаливого, уважительного противостояния.

В лице архивариуса произошло едва приметное смещение, и он, торопливо опустив глаза, скользнул к Саоре.

– Позвольте, Сиятельный, я донесу ваши книги.

– Благодарю, – откликнулся тот тоном вежливого мальчика.

Рука архивариуса, словно обретя собственную волю, жадным зверьком метнулась к книге. На мгновение их пальцы соприкоснулись. Взаимодействие оказалось оглушительно мощным, будто разрядилась накопленная в ожидании схватки сила. И оба провалились друг в друга. Всего на долю секунды. Саора с головой макнулся, как в кислоту, в мир загнанных в клетку беснующихся демонов. Они грызли и яростно трясли прутья решетки, роняя с клыков клочья пены, не в силах найти выхода, внезапно кидались друг на друга, терзая собратьев по плену, отгрызая лапы, уши, шипастые хвосты, тесно сплетались в объятиях и вдруг начинали преображаться, перетекать друг в друга, и ни один не мог оформиться до конца, достичь полной силы, возобладать над прочими. Чаще других, пожалуй, вскипали в этом хаосе бешеное тщеславие и жажда власти, вскипали – и лопались зловонными пузырями…

А маг-архивариус – он просто упал в никуда, в бездонную страшную пустоту, в ледяное ничто.

Саора с изуверской нежностью погладил влажные пальцы бедолаги, разрывая контакт. Хладнокровно развернулся к нему спиной, направился к столу, где уже стоял на пюпитре раскрытый том. Служитель с мышиным шорохом скользил следом. Снял одну книгу, бережно водрузил другую и, не открывая, убрал от обложки руку. Кивком отпустив его, Саора уселся читать. Архивариус скользнул за шкафы, и вскоре где-то там, в недрах книгохранилища, мягко упало тело. Мажок порядочно провалялся в беспамятстве – Саора слышал, как он возится, приходя в себя и поднимаясь с пола, – и до конца дня более не показался.

Обозленный, вконец издергавший сам себя, голодный и невыспавшийся Мирон не сразу заметил Войко. Одно это красноречиво свидетельствовало, насколько он плох. Не заметить Войко мог разве что крот – или неудачливый дознаватель, на котором висяков как игрушек на елке. Сегодня, в свой законный выходной, он брел домой с очередной охоты на призраки Дана Палого и его знакомца, бестелесного архивариуса, и все с тем же нулевым результатом. Встреча с приятелем малость встряхнула Мирона. Все-таки Войко, подлец, умел действовать на людей, и даже Мирон, которого неудачи превращали в раздражительного анахорета, был ему рад. Войко, как водится, работал. Когда он вообще отдыхал? С утра пораньше успел проведать пару алкашей, три неблагополучные многодетные семьи, подозрительную бабку (на «земле» знали, что божий одуванчик промышляет перепродажей краденого). А сейчас направлялся «приструнять» ясновидящего. Мирон от безысходности увязался следом.