Валентин Егоров - Граф Орлофф (СИ)

Ну, как видите, граф, молодость всегда и во всем побеждает, не только в любви?! — Послышался за моей спиной слишком хорошо знакомый женский голос.

Какая-то неземная сила поставила меня на ноги, и ноги сами понесли меня к выходу из внутреннего дворика школы фехтования. Я совсем не желал оборачиваться и общаться с обладательницей этого голоса, в свое время так обманувшей мои ожидания.

— Постойте, граф, я же не знала, что вы и трус к тому же, а то бы заранее перекрыла вам дорогу к отступлению! Чего же вы так боитесь, перед вами слабая и любящая вас женщина.

Только после этих наглых слов я остановился и обернулся лицом к баронессе Аманде-Лючии де Мортен, которая имела наглость явиться на выпускной экзамен своего молодого любовника. И сразу же оказался лицом к лицу с красавицей Амандой, которая стояла передо мной, и смело смотрела в мои глаза. Баронесса стала первой женщиной, которая нанесла мне публичную оплеуху, изменив мне с моим же кучером. Аманда, видимо, оказалась прекрасной чтицей мыслей мужчин, которым за свою короткую жизнь успела наставить ветвистые рога

— Вы назвали себя любящей женщиной! — Едва слышно и злобно просипел я.

Я не хотел привлекать внимание публики к нашему разговору, поэтому простым подергиванием плеча, создал зону молчания, в которой оказался вместе с этой гадюкой баронессой.

— Да, как вы посмели говорить такое! Я все подготовил так, как вы хотели! А вы взяли и…

— И вместо тебя отдалась кучеру Джакомо! Примерно, так вы, граф, хотели бы закончить свою сентенцию в отношении позапрошлого утра! А почему тогда, Иван, ты мне уши прожужжал этим своим кучером. Что ты желаешь сделать из него великого воина, что поставишь его во главе войска для завоевания мира! И весь вечер напролет разговор шел только о Джакомо и его достоинствах. Почему, когда солнце начало подниматься над горизонтом, тебя не оказалось рядом со мной. И как, по твоему, я могла отказать этому великому юноше? Ведь мой отказ, его великая душа могла бы не выдержать и сломаться под бременем обстоятельств, и ты, Иван, не получил бы великого воина и не смог бы завоевать нашего мира. К тому же, для твоей информации, Джакомо, любил меня так, как любят свою первую любовь, осторожно и нежно. Мне же в тот момент была нужна твоя любовь, Иван, ненасытная и буйволиная. Когда ты наваливаешься и не останавливаешься до тех пор, пока на меня не рушатся небеса. А ты, подлец, воспарил в небо и бежал без оглядки, подобно ублюдку. Да, и к тому же, мой дорогой, какое ты имеешь право позволять какой-то Сюзанне, маркизе де Монморанси, распространять слухи о том, что ты подарил ей ребенка мужского пола, а где мой ребенок, мужлан?

Не зная, как можно было бы приостановить эту беседу, в которой я полностью проигрывал Аманде, я начал мысленно оглядываться по сторонам. В этот момент мимо раскрытых школьных ворот пробегала большая группа семинаристов старшего класса гимназии Сен-Сюльпис. Я сделал так, чтобы эти семинаристы заглянули бы в широко раскрытые ворота. Там они увидели выпускников школы, которые со шпагами в руках все еще расхаживали по двору. Своим родителям и друзьям выпускники демонстрировали технические приемы владения шпагой, применяя которые, побеждали в боях.

В этом месте мне следует специально упомянуть, что шпаги учеников хотя и были боевым оружием, но они имели специальные шарики на своих остриях, чтобы серьезно не ранить или убить учебного противника.

Не обращая внимания на взрослых людей, семинаристы начали выпускников школы обзывать нехорошими словами, те же отвечали нечто подобным. Так в доли минуты и неприметно для всех произошла перепалка словами, которая начала перерастать в столкновение между двумя этими сторонами. Семинаристов было больше, они моментально построились в строй атакующего «кабана» и через ворота большой группой прорвались на территорию школы. Тут уж началась большая потасовка. Семинаристы не имели оружия, но своими кулаками они выпускников школы валили на землю и ногами их избивали.

Потасовка все-таки переросла в драку, выпускники школы, оставаясь в меньшинстве, были вынуждены применить свое школьное оружие. Со стороны семинаристов тут же последовали крики о том, что их убивают. Они воспользовались своим преимуществом и так навалились на выпускников, что маркиз де Амбуаз был вынужден обнажить свою шпагу и, угрожая ей, прорвался к входу в школу, встав на ее защиту. Одновременно он криками и понуканиями заставлял мужчин родителей шевелиться и обнажить свои шпаги, чтобы те, угрожая шпагами, остановили бы гимназистов. Глазами маркиз продолжал рыскать по двору, словно пытался кого-то разыскать. Внутренне я знал, что он ищет меня.

— Граф, идите и накажите этих глупых негодников, затеявших драку. Сегодня вечером я навещу вас дома, тогда мы вдоволь наговоримся. — Прошептала Аманда и, прикусив губу, девчонка с каким-то странным выражением в глазах принялась наблюдать за дракой.

Я совершенно не хотел и не был готов обнажать своей шпаги, не по чести было использовать боевое оружие против этих мальчишек, едва достигших совершеннолетия. Своим кулаками мне пришлось хорошенько поработать, успокаивая гимназистов, любителей помахать кулаками. Не забывая и самому уклоняться от ударов, среди этих парижских гимназистов оказалось немало парней, неплохо работавших кулаками. Бокс только что был изобретен в Великобритании, но не получил еще большого распространения, а эти парнишки, парижские гимназисты, так лихо махали своими кулачками и кулаками, словно уже были профессиональными боксерами. Уложив на землю очередного мальчишку апперкотом, я обратил внимание на то, что этот гимназист знал, что это за удар я только что провел и даже попытался уйти из-под него, но он не оказался столь быстрым и ловким, все-таки попал под мой удар правой рукой.

Я отошел в сторону и, ожидая приближения очередного противника, раскинул мысленную сеть, пытаясь разобраться в происходящем. Первые же результаты прямо-таки ошеломили меня, в головы многих гимназистов была заложена небольшая программка обучения английскому боксу. Я попытался выяснить, кто же мог проделать такую работу и почти уже все выяснил, как последовал удар по моей печени. Это удар заставил меня развернуться и посмотреть вслед убегающему от меня гимназисту. Это был простой парижский мальчишка лет шестнадцати, семнадцати, но он почему-то точно бил по печени, а теперь удирал, сломя голову. Что-то горячее потекло по моему правому боку, я машинально засунул руку под камзол и почувствовал там что-то горячее и скользкое. Когда вытащил руку, то мои пальцы были в крови. Этот гимназист умудрился пырнуть меня ножом, даже весьма неудачно для меня попал в печень, это был смертельное ранение для этих времен.